Хемлок, или яды

карнавальные маски, лицами с глазами, носами и оскаленными ртами. Шляпы, тропические шлемы, тюрбаны - все это возникало, проносилось мимо, а затем исчезало. Если не считать носильщиков и прислуги, толпа все еще была европейская - с родными голосами и красками.

Эдвард решил переночевать в гостинице, а на следующий день отправиться в Мирут: его bearer[212] уже приказал доставить багаж Августы на вокзал. Сидя в тонге[213], она впервые смогла взглянуть на Индию.

Августа увидела бесформенную архитектурную массу - нечто вроде гигантского нагромождения обломков или неоклассического акрополя, состоявшего из старинных факторий с коринфскими капителями, в которых гнездились летучие мыши. Увидела картонные хибарки, лепившиеся к бокам дворцов с позеленевшими от плесени балясинами. Увидела пышные подъезды, внезапно рушившиеся грудами мусора, где кишели вороны и голые детишки. Увидела изъеденные ржавчиной трубы, сараи-развалюхи, беломраморные клyбы за пальмами, нескончаемые ряды лавок, открывавшихся прямо на улицу и набитых железками, едой, бурдой, тазиками и хлопчатобумажной пряжей, сломанными вещами, орехами бетеля, механическими устройствами, сандалиями из плохо выдубленной козьей шкуры. Увидела будки, где орудовали зубодеры, цирюльники, чистильщики ушей, хироманты, общественные писцы в грязно-белой одежде; увидела беспорядочное скопление хижин и конурок, загороженных огромными объявлениями, покосившимися дощечками с закругленными, словно пряжки, санскритскими буквами. Увидела бамбуковые шесты, откуда свисали красные, синие, розовые и фиолетовые ткани - яркие, словно цветы, посреди этой коричневатой серости. По обоим краям мостовой - узкие сточные канавы, через которые переходили по мосткам, выбираясь на выпуклый тротуар, тянувшийся вдоль фасадов. Улицу запруживали повозки, запряженные зебу, тонги, рикши, бродячие коровы, всадники, тележки, закрытые коляски, странные конусообразные носилки, тачки с громоздившимися на колоссальной высоте грузами, которые тащили склоненные до земли угрюмые тощие фигуры. Самой же земли не было видно - ее скрывала подвижная и словно разжиженная завеса, сквозь которую приходилось пробираться транспорту.

Гостиницу осаждали нищие. Этот средневековый народец составляли мумии с обрезанными культями; старческого вида дети, вместо одежды покрытые пылью и размахивавшие изувеченными конечностями; закутанные в лохмотья беременные скелеты; раздутые от водянки либо слоновьей болезни тела; раскачивавшиеся, точно тыквы, уродливые головы и головки не больше женского кулачка; колыхавшиеся на длинных пергаментных шеях ящеричьи или черепашьи лица; умиравшие, которые баюкали изможденных младенцев; прыгавшие на костылях калеки с буйными колтунами на головах; покрытые коркой гнойных струпьев поющие существа; слепцы с молочно-белыми глазами, и прочие - с шевелившимися на головах черными волосами, что на поверку оказывались копошащимися в ранах мухами. Среди них было много прокаженных, и они негромко покрикивали или хрипло бурчали: их иссиня-черную кожу с металлическим отливом ласкали желтовато-коричневые отблески - она была очень тонкая, туго натянутая, но при этом морщинистая, в маслянистых и серебристых разводах. Серебрился и лишай на физиономиях, словно припудренных мукой, а в черном рассоле между припухлостями хищно сверкали глаза. Эти люди, забившиеся в свои цилиндры, которые тащили гнусавые нищенские истуканы, были прокаженными испокон веков - еще до появления человека; они были прокаженными в шипевшей вулканической лаве, в глубинах кораллов и углеродов, внутри сомов и веками пузырившейся теплой известковой грязи.

Если нищие подходили слишком близко, деван[214] в алой одежде отгонял их дубиной. Августа не могла оторвать от них взгляд, точь-в- точь как когда-то, не в силах удержаться, слушала гнусности Эммы.

Она приняла сильную дозу снотворного и с трудом проснулась на следующий день. Да нет, Бомбей - это еще не Индия... Просто исключение, с которым пришлось столкнуться в первый же день... Какой ужас... Неприятные сюрпризы в пути... В Мируте все будет иначе...

Свежевыбритый Эдвард в белых тиковых брюках выглядел в целом неплохо, но Августу шокировало его безразличие к траурным ногтям боя. Она тотчас опомнилась, даже пыталась сыронизировать: чего же она ожидала? Но все равно, где оглушительное приветствие нарядных слонов, одновременно трубящих при появлении вице-короля?.. «Я акклиматизируюсь - со временем». Гэван Кэхир О’Бирнс твердил об акклиматизации, но приведенные им примеры доказывали, что акклиматизироваться нужно с бешеной скоростью - с самого первого дня, иначе будет поздно.

У почтамта чахлые коровы жевали пустые конверты, а на куполе Вокзала Виктории стояла с подъятой десницей Богиня Прогресса, поражаемая в ненастные летние дни всеми молниями Индры[215]. Августа судорожно цеплялась за руку Эдварда, который, как ни в чем не бывало, лавировал среди ужасного столпотворения, под неописуемый гвалт, сотканный из стука, криков торговцев водой, чаем, бетелем и сигаретами, смешения всевозможных языков. Мужчины в грязных дхоти[216]; женщины, нагруженные домашней птицей и детьми; люди с тюками в руках, корзинами на головах, махавшие сломанными зонтиками; сикхи в тюрбанах нежных расцветок; мусульмане в белых хлопчатобумажных пилотках и даже садху[217] со знаком Шивы[218] на лбу - все они приступом брали вагоны, взбирались на крыши, цеплялись за буферы, пока их не прогонял служащий, но через пару секунд умудрялись влезть снова. Поезд уже тронулся, а гроздьями висевшие на дверях дети кричали все одновременно и яростно просили милостыню; приходилось бить по пальцам, чтобы они наконец отцепились и рассыпались букашками вдоль железнодорожного полотна. Лишь когда окна закрыли втройне - стеклом, жалюзи и противомоскитной сеткой, Августа почувствовала себя в безопасности. А дверь?

— Не бойся, дорогая Августа, ни один индиец не посмеет проникнуть в купе, где сидят несколько европейцев...

— Кроме разбойников, которым не ведома подобная щепетильность, - встрял пожилой офицер, занимавший полку напротив.

В поезде не было вагона-ресторана, поэтому каждый велел своему слуге заранее запастись провизией. Августа и с этим смирилась, но состояние уборной повергло ее в смятение и растерянность. А желтые тараканы с зачаточными крылышками, позволявшими совершать огромные прыжки, показались неправдоподобными, точно крылатые драконы.

— Уж не знаю, как там организовано управление железными дорогами, - сказал Эдвард, - но в каком бы часу ты ни отправился и в какое бы место ни ехал, всегда прибываешь поздно ночью. Всегда!

— Это точно! - подтвердил пожилой офицер. — А можно ли поинтересоваться, где вы сходите?

— В Мируте.

— Ах, Мирут... Гарнизон первого класса. Весьма цивилизованный город, подлинная жемчужина... Вам повезло... Сам-то я пересаживаюсь в Каунпуре, а оттуда направляюсь в Пурву - гарнизон второго класса... Это у черта на куличках, в глухой мофусиле [219].

Августа отложила книгу и помолчала. После того как опустили жалюзи, стало совершенно темно, а когда их слегка приоткрыли, читать мешал солнечный свет, ложившийся на страницы длинными скачущими полосками.

До Мирута добрались около полуночи: вокзал из серого кирпича, качающиеся ветрозащитные лампы да красные отблески локомотивов. Никакого оживления. Между свернувшимися калачиком отверженными собаками и тощими узелками лежали закутанные в отрепье тела. Эти распростертые фигуры напомнили Августе огромный зал морга или какой-то зловещий дортуар, а в памяти внезапно всплыл тревожный сон с постелями, что оказались на самом деле могилами. Пришлось переступать через спящих: приподняв свои длинные юбки с той элегантностью, которой научила миссис Гамильтон, Августа направилась вслед за мужем к большой двери.

Она вдруг обессилела, окоченела и зябко укуталась в дорожное пальто, а затем экипаж умчал в темноту Августу Фулхэм, которая так никогда и не акклиматизируется: Индия всего лишь отучит ее от чувства меры и жалости.