– Святая Агата, – был ответ.
Священник даже не взглянул на картину. Он не отводил глаз от ангела. Андрополус, из последних сил стараясь удержаться на ногах, с хмельным упрямством пытался восстановить связь событий. Голая женщина в окне… Летящая женщина, распростертая в воздухе над деревьями, как парус… Баронесса Анна, мать Лукреции, около двери… Неужто все это – одно и то же? Ну конечно же! Она и есть нагой ангел, паривший над долиной, над склонами холмов, покрытыми цветущими маками. Как только он сразу не понял: ночная духота заставила ее раздеться. Андрополус поклялся себе, что никогда не расскажет Лукреции, в каком виде ее мать являлась ночью цветам, овцам и ему.
А вот падре, наверное, должен узнать о его догадке. Священник думает, что в опочивальню залетел ангел, а ведь это не так. Но разве можно лишать человека, каков бы тот ни был, веры в явленное чудо? Тут нужны жестокость и решимость, которых у Андрополуса нет. Не всякий способен взять в руки карающий меч и вонзить его в тело противника. Андрополус не способен.
Он вообще мало что может. Маленький, жалкий, ничтожный, никому не нужный – даже падре совсем забыл о нем, едва перестал ощупывать жадными потными ладонями.
Меч, пронзающий тело противника… Отец убил во время битвы сотни турок. Настоящий воин императора Константина.
Приходской священник преклонился перед баронессой, приняв ее за ангела, и молил о прощении, размышлял хмельной Андрополус. Это неспроста. Водоносы у колодца на церковной площади часто болтали между собой о том, что Анна – не обыкновенная женщина, а северная ведьма. Будто краска, которой она пользуется, имеет какую-то необыкновенную силу. Будто разъяренный бык, увидев окрашенную колдуньей ткань, становится смирнее ягненка и падает на колени. Выходит, они правы. Он сам видел, как то же самое сделал падре. «Плащ матадора» – так вроде бы водоносы называли пурпурную пелерину, которую Папа Римский, часто накидывает на плечи?
Пурпур исчез в 1453 году вместе с Византией. Во время осады Константинополя императорская красильня была разрушена. Отец, легко вонзавший меч в тело противника, сам отрезал красильщикам языки, чтобы тайна осталась тайной. Так приказал император Константин. Пурпур, говорил отец, дороже золота. Его секрет не должен достаться врагу, таково нерушимое правило.
Константинополь пал в четверг, на третий день битвы, хотя городу покровительствовала сама Дева Мария. Но султану Махмуду было наплевать на нее, и Константинополь достался ему.
Четверг – ужасный день, день горести и позора. Махмуд велел водрузить полумесяц на купол Святой Софии и въехал на белом коне в медные ворота храма. Его конь топтал трупы побежденных. Живые утратили гордость. Янычары с золочеными мечами и луками сопровождали султана. Он нагнулся в седле, подхватил с дороги пригоршню песка и посыпал им волосы.
И тогда Византии не стало.
Андрополус живо представил себе отца, застывшего как соляной столб на поле битвы, среди мертвецов, лежащих среди цветущих маков. От пристани отходит корабль, на котором турки увозят в рабство множество женщин. Там, в битком набитом трюме – мать Андрополуса и его сестры, три сестры. Скоро и сам он, связанный по рукам и ногам, покинет родной город в большой плетеной корзине, как и другие мальчики, которым суждено стать солдатами детского войска; из них сделают верных слуг султана и отправят воевать со своими.
Это было девять лет назад. Андрополусу удалось убежать. Но с тех пор он все время боится: что как турки найдут его, схватят и заставят убить собственного отца?
Полными слез глазами Андрополус смотрел на Анну, на красную оторочку блузки. Баронесса владеет тайной волшебной краски. Она владеет и им, Андрополусом, потому что в этом мире он – раб Лоренцо, ее мужа. Раб, у которого вместо крыши над головой небо. Конечно, лучше жить в рабстве у латинских варваров, чем у султана, но Андрополус сыт неволей по горло. Он хочет стать сильным и гордым мужчиной, рыцарем крестового воинства. Он сразится с султаном Махмудом и отомстит ему за отца, мать, сестер, за собственную никчемность и бездомность.
Анна и Андрополус отправились в обратный путь. Немного отойдя от дома приходского священника, баронесса помогла мальчику выбраться из ночной сорочки и спрятала ее под плащом. Зачем он надел женскую рубашку? Тот словоохотливо объяснил, что ночью по небу пролетел ангел, опустился на оливу, неожиданно превратился в сорочку, и падре велел Андрополусу в нее облачиться, ибо Андрополус – это женщина, которую Господь Бог послал верному своему служителю.
Рассказывая, пастух с пытливым любопытством пристально смотрел на Анну, и она машинально расправила вуаль, чтобы получите скрыть лицо.
– Ему, конечна, виднее, – частил Андрополус, – не мне спорить, мужчина я или женщина, мальчик или девочка, да и самому падре было, кажется, все равно, – голос его слегка дрогнул.
Андрополус вел за веревку довольного скорым возвращением осла. Овцы семенили следом. Собака, искоса следя за ними, бежала сбоку. Антонио ехал чуть поодаль. Пастух устремил взгляд в небо, щурясь на палящее солнце. Под яркими лучами его лицо стало прекрасно.
– Отец послал мне с ангелом добрую весть. Но священник думает иначе.
Анна содрогнулась от сочувствия и жалости. Что сделал падре с ребенком, к чему принудил силой или обманом? Впрочем, об этом позже. Андрополус еще не отошел от случившегося. Требовать от него внятных ответов было бы безжалостно. Бедный мальчик! Почему она раньше не обращала на него почти никакого внимания?
– По ночам я прячусь в дупле большого дуба. Не от волков и кабанов – от людей. Мало ли кто может тут ходить. Во тьме не разберешь. Я слезаю вниз только на рассвете. – Андрополус всхлипнул. – Где мне спать, когда лесорубы повалят дерево?
– Мы устроим тебе постель в доме, – пообещала Анна.
Лоренцо обещал отцу Андрополуса спасти мальчика от турецкого рабства. Он выполнил клятву, данную соратнику. На том и остановился, забыл о пареньке, выкинул его из головы. Знать не хочет, каково пасти овец, спать в дупле и есть скудную пишу рабов. Разве хлеб да вода могут насытить растущее как на дрожжах тело? Она возьмет Андрополуса к себе. У нее будет сын, а у Лукреции – брат.
Если Лоренцо не согласится сразу, молено сослаться на необходимость иметь еще одного телохранителя. Антонио в одиночку не может за всем уследить; с двумя будет вдвое надежнее, тут не поспоришь.
– Я буду вас защищать, когда вырасту, – горячо сказал Анне Андрополус, словно подслушав ее мысли. Она сжала руку мальчика. – У турков я научился метко стрелять, а остальное у меня в крови.
– Ты настоящий воин, – улыбнулась Анна.
– Я как отец. Тут главное – решимость. Не всякий может вонзить меч в противника.
При этих словах Андрополус несколько раз судорожно глотнул. Небольшой отроческий кадык поднялся и опустился под тонкой нежной кожей без малейшего пушка.
«А пока не подрастешь, я буду твоим тайным телохранителем», – подумала Анна.
В ее руке лежала теплая детская ладонь. Широкая – такой удобно натягивать лук. Надо бы взять мальчика на охоту. Она не раз в норвежские годы охотилась вместе с отцом.
Не дожидаясь, пока подрастет, Андрополус приступил к обязанностям защитника.
– Опасайтесь сиенских красильщиков, они вам завидуют. У колодца болтают, будто пурпур дает вам господин Лоренцо, вы только пропитываете ткань краской. Я, конечно, поспорил с водоносами, но они…
Анна засмеялась, но в глубине души почувствовала беспокойство. До чего же сплетни далеки от истины! Только она умеет превращать в краску улиточную слизь, и люди это знают. Да на чужой роток не накинешь платок.
– Вы бывали когда-нибудь в Константинополе, в императорской красильне? – осторожно спросил Андрополус.
– Никогда.
– Вот о том люди и говорят. А господин барон был, он ведь там сражался. И будто бы один мастер открыл ему тайну пурпура.
До чего знойно и душно! В горле – наждачная сухость. Анна сделала несколько глотков воды из кожаного бурдюка и отдала его Андрополусу. Как тяжело дышится! Хоть бы дуновение! Но воздух словно
