от очага, чувствуя полную опустошенность. Надо все изменить. Чаще брать в руки запертые книги, толкующие о философии, теологии и праве. Пусть никто не воображает, будто Лоренцо глупее других. Знания переходят к мужчинам по наследству. Энеа начал писать для мужчин, когда постарел; раньше ему нужны были только читательницы.
Запах дыма смешивался с запахом лаванды, развешанной под потолком. Желудок скрутило узлом. Перед глазами встало видение: Анна опускается на колени перед Папой Римским, молчание окружает их взаимную тайну, Лоренцо здесь места нет.
Он не отпустит ее. Он снова завоюет ее мысли. Не даст ей отдалиться и исчезнуть.
Резкий солнечный луч ударил по глазам, как острие меча.
Леон Баттиста Альберти, скорее всего, прав: необходимо обуздывать страсть. Но если Альберти прав, то Лоренцо, не будучи в силах идти предписанным путем, достоин кары. О том, что она грядет, свидетельствуют слухи и недоброжелательные взгляды. Любовь уже принесла ему унижение. Впереди, он остро чувствовал это, еще горшие беды.
Лукреция и Анна сидели обнявшись под оливой. Поздним вечером найдя девочку в конюшне, мать помогла ей умыться, накормила и уложила спать. Лукреция не рассказала про приходского священника, не могла и не хотела.
– Так ты дала Андрополусу вольную? – спросила дочь.
Уже наступила ночь, луна боковым светом выхватывала из тьмы щеку Лукреции и мягкую линию носа.
– Вы будете как брат и сестра, – ответила Анна.
– Зря ты отпустила его. Раньше он мне принадлежал, а теперь уйдет.
Анне пришлось мысленно согласиться. Куда запропастился пастух?
Лукреция никак не могла
– Расскажи про святую Екатерину, – прошептала Лукреция, словно боясь, как бы кто не подслушал ее просьбу.
Анна улыбнулась, глядя на девочку. Лукреция на улыбку не откликнулась, смотрела в сторону, словно боялась слишком доверительной близости с матерью. Маленькое худое тельце временами содрогалось.
На одной из гор, окружавших долину, высилась залитая лунным светом крепость Рокка-ди-Тентенано, в которой сто лет назад провела несколько месяцев Екатерина.
– Как она выглядела, эта святейшая из всех итальянских святых?
– Я думаю, – ответила Анна, – она была худощавой и бледной. И всегда помогала тем, кто в горе.
– Это правда, что она родилась в семье красильщика?
– Точно. Четырнадцатый ребенок у Якопо ди Бенинказы.
– А откуда он брал улиточный пурпур?
– Он красил растениями.
– Почему же ты не можешь красить растениями?
– Потому что для этого нужен алунит, квасцовый камень. Только он делает краску прочной. Но алунита здесь нет.
– Где же он есть?
– В Турции.
– А я видела, как наш дубильщик клал алунит в телячью кожу, из которой делал мне туфли.
– Так ведь самую малость, Лукреция. Я достала немного квасцового камня у Козимо Медичи.
– Он-то откуда взял?
– Его красильни закупают алунит у турок.
– Что ты будешь делать, когда в твоих сосудах, привезенных из Норвегии, ничего не останется?
– Не знаю.
Анна обвела взглядом долину. Вон сколько земли, чтобы выращивать марену и изготавливать из нее пурпурин! Вспомнить бы, как выглядит цветок, растущий на алунитовых землях. Кажется, книга, в которой она видела его изображение, называлась «О природе». Надо ее пролистать. А потом поискать этот цветок, любящий соль, – он приведет к квасцовому камню. Может быть, стоит поехать на остров Искья, где, по словам Папы Римского, в языческие времена находили алунит, а потом – нет; должно быть, плохо искали. Она бы нашла.
С неба упала звезда. Фазан в зарослях позвал свою подругу. В крепости Рокка-ди-Тентенано зажглись факелы.
– Расскажи, что случилось в то лето, когда Екатерина жила здесь, – попросила Лукреция.
Как она напряжена! Что-то случилось, пока Анны не было. Но что?
– Не приходил ли в поместье за время моего отсутствия кто чужой? – спросила баронесса.
– Только отец.
Анна промолчала.
Скоро Лоренцо доложат о разговорах в корсиньянской церкви. Он оказался прав: людей, ближайших к Папе Римскому, даже самого Леона Баттисту Альберта, возмутила ее картина. Как поступит, узнав об этом, супруг? Неужели и вправду отправит жену в монастырь? «Быть мне безмужней матерью, а Лукреции – дочерью без отца», – подумала Анна.
Лукреция не сводила глаз с крепости Рокка-ди-Тентенано.
– Святая Екатерина и впрямь умела изгонять злых духов?
– Да. А еще она имела видения. И уговорила Папу Григория XI перебраться из Авиньона обратно в Рим. Представляешь: убедила Папу Римского, что такова Божья воля. Дочь простого красильщика!
Анна и сама разволновалась. А вот Лукреция, кажется, наконец немного расслабилась. Указывая на Рокка-ди-Тентенано, она спросила:
– Это здесь у Екатерины проснулось умение писать картины?
– Однажды она нашла сосуд с красной краской…
– Так вот почему наш Папа Римский так любит твои красные чернила! – перебила Лукреция.
Такой ход мысли позабавил Анну, но и тронул ее. Лестное сравнение. Мрачные предчувствия отошли в сторону. Баронесса покрепче прижала дочь к себе.
– Давай пойдем паломниками в Рокка-ди-Тентенано! Там ведь нет злых духов, Екатерина всех их изгнала. А этот монах… он действительно повесился из-за нее на дереве? Может быть, прямо утром и пойдем? Вдруг Андрополус где-то там прячется!
– Почему бы и нет? – ответила Анна, хотя и опасалась, что это не так.
– Он, наверное, – продолжала фантазировать Лукреция, – захотел посмотреть на лес, где повесился тот монах. Интересно же! А почему монах удавился?
Анна невольно усмехнулась. Все девочки обожают любовные драмы. Лукреция – не исключение.
– Монах полюбил Екатерину. Она, конечно, отвергла его. Тогда он решил убить ее во время мессы, но не смог этого сделать. Потеряв голову от безнадежной страсти, монах бросился в чащу, привязал к ветке веревку и…
– Он не хотел добиваться любви силой или обманом, – печально и задумчиво произнесла Лукреция. – Даже когда подглядел, как Екатерина купается в ручье.
Мелкая дрожь, снова сотрясавшая девочку, передалась Анне.
– Она тогда жила в монастыре Святой Агнессы, я помню, ты рассказывала, – продолжала Лукреция, – потому что мать бросила ее. Напрасно матушка так поступила с Екатериной. Она должна была о ней заботиться.
Анна поцеловала голову дочери и ощутила губами жесткость ее волос. Как будто после купания в серной воде.
