С той ночи я начал отрабатывать свое право на семьдесят миллионов. И возненавидел Веетал всеми фибрами души.
Теперь я следил за собой каждую минуту днем и ночью. Я не мог позволить, чтобы она хоть на миг заподозрила, насколько омерзительна для меня. Я прекрасно понимал, что стоит ее собственническому чувству ко мне хоть немного угаснуть, и она превратится в озлобленную, мстительную и смертельно опасную мегеру.
Если бы не присутствие Евы, мне было бы проще. Я думал о ней не переставая, но не имел ни малейшей надежды встретиться с ней. С момента пробуждения и до отхода ко сну Веетал не отходила от меня ни на шаг.
Господи, какой пыткой было сидеть на палубе рядом с Веетал и слышать, как в бассейне на нижней палубе Ева весело плещется и щебечет с членами экипажа. Я представлял ее в обольстительном прозрачном купальнике и не мог даже спуститься и посмотреть на нее.
В Венецию мы пришли через два дня после достижения перемирия. Яхта бросила якорь посреди канала Святого Марка.
Вестал, я, Ева, горничная Вестал и Вильяме сели на катер, который провез нас по Большому каналу к знаменитому отелю «Гритти».
Наши апартаменты выходили на Большой канал. Номер был роскошный: две спальни, просторная гостиная, две ванные комнаты и комнаты для персонала.
Приняв душ и переодевшись, я вышел в гостиную. Вестал стояла на балконе, любовалась каналом и была счастлива, как дитя.
— Правда, чудесно, Чед? — воскликнула она. — Какие изумительные гондолы! А эти сказочные дворцы? Никогда не видела ничего подобного! Господи, как прекрасно!
Если бы не она, было бы и впрямь прекрасно.
— Давай после обеда прокатимся на гондоле, — предложила она.
— Давай, — согласился я. — Собирайся. Пойдем пообедаем, а потом сразу в город.
Весь день и целый вечер мы мотались по городу. Мы посетили собор Святого Марка, дворец Дожей, старую цитадель и перешли через мост Вздохов. Гондола доставила нас в Сан Джордже Маджиоре, где Вестал умилялась картинами Тинторетто; я же не увидел в них ничего особенного.
Мы вернулись в отель за час до ужина, и, пока Вестал поднялась переодеться, я сидел на балконе безлюдного холла и наблюдал за вечерним городом.
Вдруг я заметил, что в холле появилась Ева, и поднялся ей навстречу.
— Привет, — сказал я. — Как провели день? Глаза ее посмотрели на меня из-за грубоватых очков без оправы. В жизни не видел таких синих глаз. На ней было ее обычное, мешковатое серое платье, и я вдруг осознал, что оно было специально скроено так, чтобы скрыть фигуру Евы. Глядя на нее в платье, никто бы не догадался, какие изящные формы прячутся под невзрачным нарядом.
— Я договаривалась на фабрике стекла в Мурано о посещении миссис Уинтерс.
— Черт возьми! Когда?
— Завтра днем.
Я придвинулся чуть ближе к ней.
— А вы поедете?
— Нет. — Она повернулась и зашагала к выходу.
— Подождите минутку, — сказал я и перехватил ее за запястье.
Она вырвала руку и, обернувшись через плечо, посмотрела на меня.
Мы стояли и глядели друг другу в глаза.
На мгновение мне почудилось в ее взгляде кое-что такое, отчего мой пульс участился и кровь забурлила. Такое же откровенное, неприкрытое желание я увидел в тот памятный вечер в глазах Вестал; только глаза Евы слали мне более страстный и жгучий призыв. Я спросил себя, не ошибаюсь ли я. Но нет, именно так смотрит женщина, готовая отдаться своей страсти.
В следующий миг в глазах Евы появилось прежнее холодное выражение.
— Не подходите ко мне! — процедила она сквозь зубы. И быстро вышла на лестницу.
Я застыл на месте с колотящимся сердцем и неистребимым желанием броситься за ней и заключить в свои объятия.
Но теперь я знал, что не один я испытываю подобные чувства.
Ева тоже хотела меня.
Вестал нашла меня в баре.
— Чед, дорогой мой, — сказала она, усаживаясь за столик. — Давай возьмем с собой Еву вечером. Прокатимся в гондоле в Лидс. Но если ты возражаешь, мы не возьмем ее.
Мне стоило больших усилий проследить, чтобы выражение моего лица не изменилось.
— Нет, я вовсе не возражаю. — Я пригнулся и потрепал ее по руке. — Молодец, что вспомнила про нее. Вестал засияла.
— Пусть немного развеется, — снисходительно сказала она. — Я люблю Еву, но она такая неряха. Сколько раз я твердила, что женщина должна быть привлекательной, но она совершенно не умеет себя подать.
