— Это правда?
— Да, между ними произошла небольшая стычка, но Фудзивара отчетливо дал понять всем присутствующим, что не намерен обижаться на Оэ. Оэ был слишком пьян и вряд ли соображал, что делает. Можете спросить других. — Акитада метнул на Такахаси неодобрительный взгляд и решительно добавил: — Я считаю эту стычку слишком незначительной, чтобы она стала мотивом для убийства. И Фудзивара вовсе не похож на человека, способного совершить столь чудовищный поступок.
— Это что же, еще один ваш подзащитный? — съязвил Кобэ. — Я начинаю делать выводы. И потом, знаете ли, мне нет дела до того, кто на кого похож или не похож. Я человек простой, незатейливый и готов удовлетвориться наличием мотива преступления, возможности его совершения и нескольких убедительных свидетельств и улик.
Нисиока возмутился:
— Но вы не можете обойти стороной…
— Тише! — Профессор Танабэ сжал его руку и вежливо обратился к Кобэ: — Капитан, нам необходимо до завтрашнего утра привести в порядок кое-какие записи, так что, с вашего позволения, мы пойдем. Вы не возражаете?
Кобэ колебался. Оглядев каждого с подозрением, он сказал:
— Хорошо. Пока все можете идти, но никто из вас не смеет покинуть пределы университета без моего разрешения. Я обязательно докопаюсь до самого дна, как бы мне ни мешали.
Вернувшись на факультет права, Акитада обнаружил, что там его ждет Хирата. Старый профессор расхаживал по комнате взад-вперед и выглядел встревоженным. Увидев его напряженное лицо, Акитада с трудом подавил в себе неприязненное чувство.
— Знаешь новость? Прошел слух, что Оэ убит, — сказал Хирата.
— Это не слух. Я только что из храма Конфуция. Кто-то перерезал ему горло и привязал мертвое тело к статуе мудреца. Судя по всему, это произошло прошлой ночью, после того как он ушел с состязания. Капитан Кобэ в поганом настроении. Думаю, он убежден, что здесь зреет что-то вроде заговора, в котором мне он отводит чуть ли не главную роль. Его взбесил мой визит в тюрьму, а сейчас я умудрился еще больше разозлить его.
— Ай-ай-ай! Говоришь, привязан к статуе Конфуция? Это непостижимо! — Хирата страдальчески заломил руки. — И он подозревает кого-то конкретно?
— Главный подозреваемый у него по-прежнему бедолага Нагаи. Кобэ считает, что оба убийства совершены одним человеком. Я пытался переубедить его, но, боюсь, своим усердием вызвал в нем еще большие подозрения, благодаря чему все мы теперь попали в его список возможных соучастников.
— Нет, но Хироси не может быть убийцей. Оэ и внимания-то на него никогда не обращал, видел в нем только жалкого уродца и неудачника. Между ними не было никаких отношений. Ну какой Хироси мог бы иметь мотив? У других людей было гораздо больше оснований убить Оэ.
— Верно. И Кобэ это скоро выяснит. У вас нет вина или чая? У меня во рту пересохло.
Хирата повел Акитаду в свой кабинет — крошечную комнатушку, располагавшуюся между учебным классом и верандой, выходившей на усыпанный гравием двор. Здесь Хирата хранил все необходимые для его работы предметы — труды по правоведению, свернутые в рулоны карты и схемы, классическую китайскую литературу, поэтические сборники, законодательные реформы принца Сотоку и бесчисленные стопки студенческих сочинений. Последние были отмечены ярлычками по годам, и Акитада мог только догадываться, как привязан к своему делу человек, столь тщательно сберегавший результаты умственных стараний нескольких поколений студентов.
Указав на подушку возле низенького столика, Хирата принес небольшой графин саке и две чарки. На столике в белой фарфоровой вазочке стоял розовый цветок пиона. Его нежное благоухание наполняло собой всю комнату.
Держа в руке чарку, Акитада любовался цветком, его безупречными точеными лепестками. Должно быть, Тамако сама выбрала его и срезала для отца сегодня утром. Застрявший в горле ком мешал дышать, а в душе вспыхнуло негодование оттого, что весь мир будто сговорился напоминать ему о ней. Опрокинув чарку. Акитада сказал:
— Как ни крути, но студент не мог убить Оэ. Ему просто не хватило бы силы.
— Не хватило бы силы перерезать человеку горло? — удивился Хирата. — Ты прав, он, конечно, худ, но молод и жилист.
Акитада покачал головой:
— Убийца привязал тело к статуе, а Оэ высокий и крупный. Его обмякшее тело было бы слишком тяжелым для Нагаи.
— Как можно совершить такое! Это же оскорбление всему университету! Однажды студент потехи ради напялил на голову статуе шапку, так его отчислили немедленно. Кому такое могло прийти в голову? И почему? Просто непостижимо!
— Понимаю. Но это поможет нам найти убийцу. В университете действительно многие относились к Оэ с нескрываемой враждебностью, а кое-кто имел довольно веские основания для убийства. Но не все могли убить Оэ. Вот, например, Такахаси. Он явно ненавидел Оэ и кажется довольно неприятным человеком, похоже, способным на все. Однако он уже не так молод и физически слабоват, чтобы поднять Оэ. Оно, напротив, молод и, как помощник Оэ, сносил от него постоянные унижения и оскорбления. Он представляется слабохарактерным, но иногда затаенная обида вырывается наружу, и тогда только пролитая кровь может сравнять счет. Но и здесь мы имеем дело с человеком физически неразвитым, а стало быть, не способным совершить подобное. — Акитада снова отпил из чарки и продолжил: — Зато Сато, Фудзивара и Исикава — довольно крепкие и сильные люди, и у всех них есть основания ненавидеть Оэ. Впрочем, у Сато нет особого мотива для убийства Оэ, который всего лишь публично не одобрял его поведения. Таким образом, остаются Исикава и Фудзивара, оба ввязавшиеся в ссору с Оэ с рукоприкладством незадолго до убийства. У Кобэ не уйдет много времени на то, чтобы прийти к такому выводу. Тем более что Такахаси уже упомянул Фудзивару.
— Ой-ой-ой! — воскликнул расстроенный Хирата. — Я почти хочу, чтобы это оказался Такахаси. Он самый злой человек, какого я знаю. А Фудзивара, напротив, один из лучших. Небеса не допустят, чтобы Кобэ совершил ошибку! Будем надеяться, что это убийство — дело рук кого-то постороннего.
— Как-то трудно представить себе, что посторонний знал, где найти Оэ в тот вечер. Да и с какой стати постороннему понадобилось так подвешивать тело?
— Но Кобэ все же, видимо, прав, усматривая связь между этим убийством и смертью девушки, — упорствовал Хирата. — А девушка была городская, из простонародья.
Акитада вздохнул. Его бывший учитель не лишен снобизма. Добрый и чуткий человек, он, однако, придерживался стойкого убеждения, что люди «благородных кровей» не способны совершить преступление, а вот горожане из бедных кварталов и трущоб от нищеты и лишений вполне могут применить насилие.
— Думайте что хотите, — сказал Акитада, — но вам придется рассказать Кобэ о записке шантажиста. От убийства не отмахнешься, и вы не вправе утаить от следствия факты, которые помогут установить мотив преступления. Не сомневаюсь, Кобэ скоро явится сюда со своими вопросами, так что приготовьтесь.
Эти слова встревожили Хирату.
— Ох, силы небесные! Об этом-то я и не подумал! — Схватившись за голову, он запричитал: — Ну что за беда! Что за несчастье!
Вдруг дверь в комнату приоткрылась, и в щель просунул голову Нисиоки. Выглядел он уже бодрее, к нему вернулись хорошее расположение духа и обычный цвет лица.
— Можно? — спросил он и, когда ему кивнули, вошел и сел, охотно приняв из рук Хираты чарку саке.
— Благодарю вас, профессор. Я пережил настоящее потрясение. Вы, наверное, уже слыхали, что именно я обнаружил несчастную жертву. — Хирата, еще не пришедший в себя, посочувствовал ему. — Благодарю вас, я постепенно оправлюсь. А к вам я зашел, чтобы предостеречь от полицейского капитана. Он явно ничего не смыслит в мотивах человеческих поступков и даже, похоже, гордится этим. Он был груб со мной, и я решил не делиться с ним своими соображениями. Кажется, он вбил себе в голову, что убийца — наш бедный Кролик.
