месяцев.
Когда они расстались со своим проводником и сели в седла, Тора с усмешкой заметил:
— А вы потихоньку учитесь врать, хозяин. Кстати, хотелось бы знать, кто такой этот подозрительный малый? Если он заказал молебен в день исчезновения принца, то, наверное, тоже состоял в заговоре.
На отпущенный ему комплимент Акитада не ответил, однако промолвил:
— Наш приятель Сакануоэ имеет слабость к переодеванию. Он не поскупился на четыре слитка серебра, чтобы заказать сутру, которую монах должен был распевать за святилищем в то время, когда принц обычно распевал ее внутри. — И, помолчав, мрачно добавил: — Это говорит о том, что Сакануоэ задумал убийство заранее. До сих пор не понимаю одного: почему друзья Ёакиры признали, что принц мертв. Что убедило их в этом? — Он вдруг натянул поводья. — Стой, Тора! Мухи! Возле статуи Будды вились мухи. Возвращаемся обратно!
Издав страдальческий стон, Тора повернул за хозяином. Они скакали к святилищу галопом. Акитада взлетел на веранду, перепрыгивая через две ступеньки. Когда Тора догнал его у статуи Будды, тот, подняв повыше зажженную свечу, постукивал по изваянию пальцами.
— А стоит ли? — опасливо спросил Тора.
Ленивая муха поднялась откуда-то из-за головы статуи, облетела вокруг пламени свечи и опустилась на нос Будды. Акитада обошел статую сзади и вдруг позвал:
— Тора, иди-ка скорее сюда! — Когда Тора приблизился, его хозяин внимательно разглядывал пол под ногами. В одном месте на темных досках виднелась маленькая светлая зазубрина. Акитада присел на корточки и пощупал ее пальцами. — Дай-ка мне свой нож.
Акитада просунул в щель лезвие, и доска в полу приподнялась, образовав отверстие площадью примерно сантиметров в тридцать. Оттуда пахнуло удушливым запахом гниения и вылетело несколько мух. Акитада и Тора вглядывались в зияющую чернотой дыру в полу. Дыра оказалась неглубокой. На расстоянии вытянутой руки в ней находилась шкатулка чуть поменьше размером, чем само отверстие. Рядом лежала кипа курительных палочек.
— Да это просто склад всякого религиозного добра, благовония для курильниц и все такое, — предположил Тора.
— Такие предметы не привлекли бы мух, — возразил Акитада и протянул руку, чтобы достать шкатулку. Тотчас же из дыры вылетело еще несколько мух. В шкатулке, судя по всему, когда-то хранился ладан. Акитада поднял крышку.
— Силы небесные! — вскричал Тора, попятившись. — Что это? — Одной рукой он зажал нос, другой махал, отгоняя назойливых мух. — Зверушка, что ли, дохлая? Да по ней черви ползают!
— Это человеческая голова, — вздохнул Акитада. — Голова старика с седыми волосами. Думаю, это голова принца. — Он закрыл крышку и осторожно вернул шкатулку на место. — Ее принес сюда Сакануоэ.
Тора побелел как полотно.
— Но зачем?! И где тогда другие останки?
— Возница говорил о просторном облачении своего хозяина. Под такой одеждой легко спрятать человеческую голову. Убийца рассчитывал, что ее найдут здесь как доказательство смерти, но Синода, который зашел сюда вместе с Сакануоэ, пока другие ждали снаружи, убедил его спрятать отрезанную голову.
Акитада восстановил в памяти день своих визитов к друзьям принца. Абэ, явно впавший в старческое слабоумие, затруднялся припомнить не только какие-то события, а даже имя представившегося ему Акитады. Янагида был охвачен религиозным пылом после того, как стал свидетелем чуда. И только Синода проявил рациональное отношение к истории в монастыре. Акитада вообразил, как сидит Синода, окунув ноги в поток, и сверлит проницательными глазами гостя, размышляя о его истинной цели. Он вспомнил, что говорил этот пожилой господин, как решительно отвергал любые подозрения и как в конечном счете начал даже угрожать Акитаде, продолжавшему настаивать на своем. И вдруг события той ночи представились ему во всей полноте как наяву. Теперь Акитада понял, что Синода утаил от него правду из тех же соображений, что руководили им, когда он прятал голову Ёакиры в то зловещее утро. В отличие от дряхлого полоумного Абэ и набожного Янагиды, от военачальника, который не согласился бы дурачить императора, Синода имел хорошую смекалку и твердый характер. Все это пригодилось ему, чтобы создать историю с чудом и тем самым не опорочить светлой памяти друга. Стало быть, вот какова эта истина, «истина внутри». Голова убиенного принца лежала здесь, запрятанная в глубинах святилища, как та самая истина, сокрытая теперь в глубинах памяти Акитады.
Он тяжело вздохнул:
— Да. Синода спрятал голову, но сделал это из любви к другу, а не для того, чтобы прикрыть убийцу. До этого момента Синода, конечно же, ни в чем не подозревал Сакануоэ, поскольку тот все время был у него на виду. Что касается тела, оно, я полагаю, осталось дома, скорее всего в одном из сундуков. — Акитада поднялся. — Что ж, пойдем. Мы увидели достаточно.
Домой они ехали неторопливым шагом. Акитада был по-прежнему погружен в мрачные мысли.
После длительного молчания Тора отважился спросить:
— Что теперь будете делать, хозяин?
Акитада обратил к нему рассеянный взгляд:
— Понятия не имею. Знаю только, что должен защитить мальчика. Мы имеем дело с очень хитрым и коварным человеком. Он беспрепятственно и быстро осуществил тщательно продуманное убийство, и притом сделал все так, что за неимением рационального объяснения люди сочли это событие сверхъестественным. А по милости глупого старика, решившего спрятать голову — единственное доказательство насильственной смерти Ёакиры, причем далеко не от рук демонов, — сам император объявил случившееся чудом.
— То есть вы хотите сказать, что, не спрячь они голову, убийство приписали бы демонам? — уточнил Тора. — Ну что ж, в этом имелся смысл. Ведь люди тогда подумали бы, что принц совершил какие-то злодеяния и был в наказание растерзан. Такое когда-то уже произошло с одним скверным человеком во дворце. История эта известна каждому.
— Вот именно, — кивнул Акитада. — Эта история известна каждому, и Сакануоэ рассчитывал на это. Зловещие проклятия предсказателя, которого принц велел прогнать от своих ворот, несомненно, навели Сакануоэ на мысль воспользоваться расхожими суевериями и разыграть страшную историю с демонами, решившими расправиться с Ёакирой за его непочтительное отношение к вещему старцу. К тому же это пришлось весьма кстати — ведь Ёакира только что обнаружил подлог и обман. С того момента, как Сакануоэ влез в постель его внучки, с ее согласия или нет, принц был обречен на смерть. А Сакануоэ вместо позорного увольнения вдруг увидел другой путь — путь к богатству, власти и процветанию. Награда была слишком велика и стоила риска.
— Хозяин, мне понятны поступок князя Синоды и мотивы князя Сакануоэ, пусть мы и разобрались в них только что, но я не понимаю, как он собирался все это провернуть. На что надеялся? Ведь его могли застукать в любой момент!
— Не скажи. У него было всего два опасных момента. Первый — когда он, изображая принца, вылез из повозки и вошел в святилище. Ему следовало торопиться, потому что, хоть Кинсуэ и отъехал со двора, друзья принца могли появиться там с минуты на минуту. Я хорошо помню, как Кинсуэ сказал, что его удивила проворность, с какой хозяин взлетел по ступенькам. А уже в стенах храма Сакануоэ осталось сделать самую малость. Он зажег свечи и благовония, скинул с себя просторное облачение принца и оставил его вместе с окровавленной головой на молитвенной циновке. Потом быстро вышел, закрыл за собой дверь и ждал в сторонке в темноте, когда старики рассядутся на веранде. Когда он появился перед ними, они, усталые после долгого пути и не спавшие всю ночь, даже не задались вопросом, откуда пришел Сакануоэ. Его ждали, и он явился. Вскоре после того как все расселись на веранде, взошло солнце, и они услышали голос, распевающий молитвы. Все четверо на веранде и Кинсуэ внизу, во дворе, видели, как Сакануоэ сидел вместе с другими в течение всего времени, пока продолжалась молитва. И Янагида, и Синода решительно утверждали, что Сакануоэ был рядом с ними с начала и до конца. Таким образом он получил идеальное алиби, а весь остальной мир — еще одну сказку про чудо.
