которого я никогда не видел. Но вместо меня с ними шагал, как бы моим представителем, долговязый, на которого я не мог глядеть без улыбки. А все–таки приключилось со мной что–то необыкновенное: я как будто посмотрел фильм со своим участием. От курортного парка мы уже отошли на приличное расстояние, впереди извивалась зажатая между каменными, довоенной постройки особнячками Железнодорожная улица. Дверь приземистого здания вокзала зевнула, пропуская их внутрь, а потом – еще раз (это уже меня). Я оставил их в зале ожидания, а сам пошел забрать вещи из камеры хранения. Вернувшись, сел к ним спиной и навострил уши. Да я знаю, туда сложно сдать экзамены, но режиссерша из драмкружка говорит, что у меня есть шанс, рассуждал мой двойник. Конечно, подам документы куда–нибудь еще, не знаю, может, на журналистику. – А у тебя там кто–нибудь есть? В театральное без этого и соваться нечего, подала голос Королева, Я–то мечтаю забраться в какую–нибудь глухомань, в деревню, поселиться в большом доме и устраивать что–то вроде арт–тусовок. К примеру, пленэры для художников: должен же кто–нибудь взять на себя их организацию. А я бы писала – для меня стихи самое важное, ну и пусть, что больших денег так не заработаешь, можно же ограничить потребности, кстати, вовсе не обязательно сразу обзаводиться «мерседесом» – «полонез» тоже сойдет, правда ведь? Но и пленэры какой–никакой доход принесут, а Яцек будет приезжать ко мне со своим театром и показывать спектакли, что скажешь, Яцусь? Скамейка у меня за спиной скрипнула – видимо, мой двойник помотал головой. Вот уж не уверен, что на такие средства можно прожить. На дом наверняка будет уходить уйма денег. Я имею в виду, на само его содержание. – Совсем не нужно, чтоб дом был огромный, оборвала его Королева, а бритоголовый добавил: Но ты же понимаешь – начинать нужно с высокой планки. Если есть мечты, есть из чего выбирать, потом кое–что отсеется, пока не остановишься на чем–то одном. А без мечты, брат, – зарез. Я 'хоть тресни, а буду играть. Железно.
Их беседу прервал голос из вокзального репродуктора, объявивший посадку на поезд до Катовице, – они стали прощаться, Королева сказала парню, чтоб не думал и нос высовывать на перрон, замерзнет, ведь они же будут переписываться, – и мой двойник остался в одиночестве. Мы сидели спина к спине, чуть ли не касаясь друг друга головами. И я подумал, что охотно влез бы в его шкуру, а потом подумал – нет, слишком уж мы похожи. А что, если сейчас, спустя годы, снова бы подвернулась возможность поехать на такой конкурс? – нет, ничего особо привлекательного в этом бы не было. Я взглянул на часы, а потом – с беспокойством – через стеклянную дверь на перрон, там стоял поезд, похоже, что мой, видно, я прослушал, как на него объявили посадку. Парень тоже поднялся. Неужели нам с ним по пути? Он тоже живет в Варшаве? Мне показалось это странным, еще более странным, чем все прочее. Парень забросил за спину рюкзак, я подхватил свою сумку. И тут наши взгляды встретились.
– Извините, вам тоже в Варшаву? – спросил я.
Парень хмуро сдвинул брови и только что не сплюнул.
– Чё те надо, педик? – рявкнул он. – Думаешь, я не видел, как ты за мной таскался?
– Извините. – Мне не без труда удалось изобразить на лице подобие улыбки; я понимал, что, если повышу голос, он только укрепится в своем идиотском подозрении. – Да нет, вы не подумайте, не в том дело. Это даже не «Смерть в Венеции», – вдруг вырвалось у меня.
– Ишь чего вздумал – мозги мне парить какой–то там смертью, а ну проваливай, пока цел, о'кей? – и, довольный, что сумел дать достойный отпор, долговязый направился к выходу на перрон.
Я в растерянности сделал несколько шагов; в стекле маячило мое отражение: мужчина с седеющими висками, в длиннополом пальто и черной шляпе. Ну и ну. Тем временем парень резво вскочил на подножку – совсем как я когда–то. И вдруг я осознал: мне не надо уже никуда ехать. Некуда и незачем. И сразу взбодрился. Мимо прошла уборщица с ведром, в котором плескалась грязная вода с хлопьями пены; откуда–то я знал, что у нее есть школьница–дочка, а сама она сильно рассчитывает на выигрыш в лотерее. Над вокзалом пролетали птицы – я это почувствовал. Минутой раньше они сорвались с дерева, стоящего на Железнодорожной улице: их спугнул кот по кличке Котик; хозяйкой его была пенсионерка из четвертой квартиры. В станционном буфете из теплого углубления в стене, где проходил стояк центрального отопления, в сторону кухни побежали два таракана. Путешествие переживет лишь один из них. За стеной в подсобке буфетчица заваривала чай для инженера из Валбжиха. Мое сердце, перекачивая кровь, билось ровно – пятьдесят восемь ударов в минуту. Край стенной панели, серой от пыли, на худой конец, мог бы сойти за линию горизонта, если смотреть с берега моря. Все было таким прекрасным. Таким бессмысленным. И таким прекрасным.
Мадам Не сегодня–завтра
Я должен был быть совсем в другом месте. Конечно же, эта фраза как минимум тянула на метафору, если б на сей раз речь не шла о вполне конкретной ситуации. Я опоздал. И это еще слабо сказано – позорно опоздал. Собственно, тут уже трудно говорить об опоздании: я просто–напросто не пришел на свидание; думал, с делом, которое надо было уладить в районе Вятрачной площади, управлюсь в какие–нибудь полчаса, а на него ушло все полтора. Да еще не учел, что могут возникнуть перебои с транспортом: то ли из–за аварии, то ли из–за несчастного случая по Гроховской перестали ходить трамваи. Я стоял в гуще толпы, перекочевавшей на автобусную остановку; люди были настолько взвинчены, что так и виделось, как из кончиков пальцев, из глаз и ушей вылетают зигзаги атмосферных разрядов, рассеивая предвечерние сумерки. И шипели они друг на друга совсем как змееподобные молнии. А у меня еще, как назло, кончились сигареты. В сущности, теперь это оставалось моей единственной проблемой – время встречи давно прошло, и я спокойно мог возвращаться домой. Ничего не поделаешь. Проехали.
Тут очень кстати на другой стороне улицы я высмотрел киоск – пойду, решил я, куплю пачку «L amp;M», черт с ним, с автобусом, даже если и пропущу. Все равно в первый, какой подойдет, мне вряд ли удастся втиснуться. И я поспешил к пешеходному переходу, но поскольку зеленый глаз светофора начал мигать, замедлил шаг. Мой взгляд упал на стоявший перед «зеброй» темно–синий «порше», капот которого едва заметно подрагивал от работающего на повышенных оборотах двигателя. За рулем сидела женщина. Сидела женщина. Женщина, которую я откуда–то знал. Боже мой, да мне это снится.
Однажды, а с того дня прошло уже лет двадцать, я случайно столкнулся с Петром на Краковском Пшедместье и сказал, что с удовольствием бы выпил. Значит, предлагаешь выпить? Вдвоем? Ну да, вдвоем с ним, хотя, поспешил я добавить, мне в общем–то все равно. Петр понимающе покивал. Кажется, он шел тогда из библиотеки. Он стоял и смотрел на меня, как всегда, внимательно, немного исподлобья, склонив голову под тяжестью каштаново–бурых лохм. Надо будет подсчитать наши капиталы – ага, так, ты на сколько рассчитываешь? – Да на все. – Где будем пить? – Ба, а вот где? У меня дома шагу ступить некуда от домочадцев и моральных принципов, а к Петру слишком долго тащиться. Наши размышления прервало чье–то приветствие, на которое откликнулся Петр. Привет, и мне: я уже знаю где.
Перед нами стояла девушка с длинными темно–рыжими волосами, привет, а следом ой–ой – молнией черной сумки ей защемило прядку волос, но почувствовала она это, только когда кивнула. Не хочешь с нами выпить у себя дома? – с места в карьер спросил Петр, высвобождая ее из западни. Можно, почему бы и нет.
Мне показалось это странным, но она и вправду привела нас к себе. Жила она неподалеку. Лучше места не придумаешь. Мансарда с огромным окном, из которого виднелись развевающиеся над Домом партии флаги, – похоже, переоборудованный чердак. Его еще муж перестраивал, а Петр мигнул мне, чтоб я не задавал лишних вопросов. Отсюда – пять минут до университета, иногда я досыпала прямо на лекциях. Ого, классный граммофон. Только шум с улицы сильный. – Поставь пластинку, сама знаешь какую, говорит Петр. Так ты здесь, оказывается, частый гость, а мы до сих пор не знакомы? – У нас с Петром отношения особого рода. – Понимаешь, старик, мы с ней заодно, в союзе, но тайном. Я ничего не понимаю. Это долгая история, я как–нибудь потом расскажу, не сегодня, девушка мотает головой, рассыпавшиеся волосы полностью заслоняют ее лицо. Петр нас еще не представил – меня зовут Анджей Вальчак. – А меня – Не Сегодня–Завтра. – Как?! – Мадам Не Сегодня–Завтра, поправляет Петр многозначительно. Королевское имя. Так ты дашь нам стаканы?
Какие–то другие сборища того времени: Лешек, упорно втолковывавший мне, что необходимо изучать «Родословные бунтарей» и письма Пилсудского, ксёндз Дельфин, ошарашивший меня тем, что в придачу к «Цветочкам святого Франциска» и «Исповеди» Августина дал мне книгу Адорно и в ответ на мой