для ярмарки, собрать пожертвования на строительные материалы и всякую всячину для танцевального павильона в Уэст-Порт-Дженсен. Вступил в общество масонов и в тайную братию, помогал с бухгалтерией в ассоциации фермеров. Вечера просиживал в хижинах сборщиков, болтал с этими японцами и индейцами, глядел, как индианки вяжут, и толковал с мужчинами о прежних временах, когда на острове еще не было клубничных ферм. Уж этот Карл! Только заканчивался сезон сбора ягод, как он уже отправлялся в какую- нибудь глухомань, на место, которое указали ему индейцы, и притаскивал наконечники стрел, какие-то старые кости, раковины и бог знает что еще. Один раз он пошел со старым вождем; вернулись они с наконечниками стрел и потом до двух ночи сидели на крыльце, курили трубки. Карл тогда угостил вождя ромом — Этта слышала из спальни, как они прикладывались к бутылке — и оба захмелели. Она лежала с открытыми глазами, прислушиваясь в ночи, как Карл с вождем хлещут ром, гогочут, а вождь все рассказывает байки. Про какие-то там тотемные поля, про каноэ, про потлач, весенний праздник, на котором ему довелось побывать, когда выдавали замуж дочь другого вождя, и где старый вождь самолично выиграл состязания в метании копья, а на следующий день вождь тот умер во сне, взял и умер, мертвый вождь и дочь замужем, и как в каноэ того вождя пробили дыру, положили мертвое тело и затащили каноэ на дерево с какой-то богомерзкой целью. В два ночи Этта вышла к ним в халате и велела индейцу идти домой, мол, уже поздно, вон и звезды высыпали, а ей не по нраву запах рома в собственном доме.
— Что ж, — скрестив руки, сказала она Карлу, стоя уже на пороге кухни, где последнее слово, как она знала, останется за ней. — Ты у нас в доме хозяин, ты штаны носишь… Валяй, продавай нашу собственность какому-то японцу… Потом увидишь, что из этого выйдет.
Перерыв закончился, и Этта снова отвечала на вопросы Элвина Хукса. Она рассказала, что уговор у них был таким: пятьсот долларов в рассрочку и восьмилетний контракт аренды с передачей в собственность. Карлу причиталось по двести пятьдесят долларов каждые полгода, тридцатого июня и тридцать первого декабря, да еще шесть с половиной процентов годовых. Один экземпляр контракта оставался у Карла, второй — у Дзэнъити, третий — для инспектора, пожелай тот взглянуть на контракт. Семья Миямото — а это был 1934 год, рассказывала Этта, — все равно не могла владеть землей. Оба, и муж, и жена, приехали из Японии, родились там, поэтому закон запрещал им иметь собственность. Карл оставил землю записанной на свое имя, а в бумагах на случай проверки записал аренду. Лично она, Этта, тут ни при чем, все затеял один Карл, она же только свидетель. Следила за уплатой и тратой денег, высчитывала процент. И больше ни в чем не участвовала — сделка была затеей Карла и только Карла.
— Минуточку, — перебил ее судья Филдинг. Он провел рукой по мантии и, моргнув, посмотрел на женщину. — Простите, что прерываю вас, миссис Хайнэ. Суд должен сделать заявление по данному вопросу. Прошу меня извинить.
— Да, конечно, — ответила Этта.
Судья кивнул ей и обернулся к присяжным:
— Оставим эти перешептывания на судейской скамье, — начал он. — Мы с мистером Хуксом могли бы продолжить, но все равно пришлось бы прервать свидетеля для разъяснения законодательных тонкостей.
Он потер брови и отпил воды. Поставил стакан и продолжал:
— Свидетель ссылается на законодательный акт штата Вашингтон, ныне уже не действующий, согласно которому иностранец, то есть подданный другого государства, не имел имущественных прав на недвижимость.
Кроме того, в данном законодательном акте оговаривалось, что никто не может обладать имущественными правами в пользу иностранца — подданного другого государства — никоим способом, ни в коем виде или форме. Более того, в 1906 году, если я не ошибаюсь, генеральный прокурор Соединенных Штатов издал распоряжение по всем федеральным судам отказывать лицам японского подданства в получении американского гражданства. Таким образом, в строгом юридическом смысле, для японских иммигрантов представлялось невозможным владеть землей на территории штата Вашингтон. Миссис Хайнэ свидетельствовала, что ее покойный супруг вступил, что называется, в тайный сговор с покойным отцом подсудимого и соглашение их, скажем так, основывалось на несколько вольной, хотя и взаимно удовлетворяющей обе стороны, трактовке данного законодательного акта. Они довольно нехитрым способом обошли его, заключив контракт о так называемой «аренде», скрывавший фактическую продажу земли. Значительная сумма, уплаченная в рассрочку, означала переход земли в собственность другого, а для государственного инспектора были заготовлены фальшивые документы. Документы эти, равно как и другие, упомянутые миссис Хайнэ, были, как вы помните, приложены к делу в качестве вещественных доказательств по просьбе государственного обвинителя. «Действующих лиц» этого подлога, как миссис Хайнэ потрудилась объяснить, среди нас больше нет, поэтому их виновность не рассматривается. Если адвокат или свидетель считают, что требуются дальнейшие разъяснения, пусть выскажутся, — добавил судья. — Однако позволю себе заметить, что суд не будет рассматривать какие бы то ни было нарушения в отношении законодательного акта «О владении землей иностранными подданными», по счастью уже не существующего. Мистер Хукс, пожалуйста, продолжайте.
— Я хотела бы добавить… — сказала Этта.
— Да, конечно, — отозвался судья.
— У них, японцев этих, не было никаких прав на землю, — заявила Этта. — Не понимаю, с чего эти Миямото вдруг стали претендовать на нашу землю. Они…
— Миссис Хайнэ, — вмешался судья. — Прошу прощения, что снова вынужден прервать вас. Но должен напомнить вам, что мистер Миямото находится здесь в связи с обвинением в убийстве при отягчающих обстоятельствах, а всевозможные тяжбы в отношении правомерности владения землей разбираются в гражданском суде. Убедительно прошу вас отвечать только на задаваемые вам вопросы.
— Мистер Хукс, — обратился судья к адвокату. — Продолжайте.
— Благодарю вас, — ответил Элвин Хукс. — Я только хотел бы добавить, для протокола, что свидетель пыталась лишь вспомнить подробности, связанные с владением землей и тем самым непосредственно ответить на заданный ей вопрос. Кроме того, данные сведения носят исключительно важный характер и подробная картина соглашения между подсудимым и свидетелем позволяет пролить свет на мотивы подсудимого к убийству. Это…
— Достаточно, — прервал его судья Филдинг. — Вы уже произнесли свою вступительную речь, Элвин. Перейдем к следующему.
Элвин Хукс кивнул и снова принялся расхаживать.
— Миссис Хайнэ, — обратился он к свидетелю. — Давайте вернемся немного назад. Если, как вы говорите, семье Миямото по закону невозможно было владеть землей, зачем понадобилось заключать контракт?
— Чтобы они могли выплачивать, — ответила Этта. — По закону им позволялось владеть землей, если они были американскими гражданами. Дети этих Миямото родились в Америке и, как я думаю, считались американскими гражданами. В двадцать лет земля бы перешла к ним, на их имя — по закону такое разрешалось, — землю переписали бы на имя детей, когда тем исполнилось бы двадцать.
— Понимаю, — ответил Элвин Хукс. — Как вы думаете, миссис Хайнэ, а в 1934 году у родителей подсудимого, у Миямото, были дети в возрасте двадцати лет?
— Самый старший сейчас сидит здесь, — ответила Этта, ткнув пальцем в Кабуо. — По-моему, тогда ему было двенадцать.
Элвин Хукс обернулся посмотреть на подсудимого, будто желая удостовериться, что именно его Этта имела в виду.
— Подсудимый? — переспросил он. — В 1934-м?
— Да, — подтвердила Этта. — Подсудимый. Вот к чему вел этот восьмилетний контракт. Через восемь лет ему исполнилось бы двадцать.
— То есть в 1942-м, — подсчитал Элвин Хукс.
— Да, так, — подтвердила Этта. — В ноябре 1942-го ему исполнилось бы двадцать, тридцать первого декабря они внесли бы последнюю плату, землю переписали бы на их имя… на этом все бы и кончилось.
— Все бы и кончилось? Почему «бы»? — спросил Элвин Хукс.
— Не внесли последнюю плату, — пояснила Этта. — Вообще-то, две последних платы. Да, две. Так и
