довериться. Но вот с Рождеством беда.
— Угу.
— Она католичка. Набожная. Ладан, святая вода и так далее. Я предлагал доплатить, но дело, похоже, не в этом.
— Предложи больше.
— Говорю же, не в этом дело. Тут деньги ничего не решают. Она хочет сходить в церковь, провести время с близкими.
— Понятно.
— Ну конечно, — подхватил Джордж. — Вполне естественное желание.
— Ага.
— Вот и выходит, что мне нужен кто-то — прикрыть эту ночь и ее выходной.
Джона предоставил этой фразе повиснуть в застоявшемся воздухе.
— Ты меня выручишь? — спросил Джордж.
— Я тоже хочу провести время с близкими.
— Вы не отмечаете Рождество.
— Не отмечаем как религиозный праздник. Но это семейный выходной.
— Если бы ты уехал с друзьями кататься на лыжах, то вовсе не повидал бы родных.
— Оно так, но…
— Ладно, оставь. Не в этом суть. Я вовсе не прошу тебя дежурить на Рождество. Не о том речь. — Джордж свернул газету. — Ты просто подумай, я лишь об этом прошу.
— А то и видно.
— За кого ты меня принимаешь?
Джона примирительно махнул рукой.
— Я вот о чем: нужна еще одна сиделка. Может, ты знаешь… нет, правда, Джона! Такое недоверие…
— Прошу прощения. Как я мог подумать.
— Ну, как бы там ни было. Ханна, ты знаешь, новых людей принимает с трудом, но если бы мы познакомили их заранее, то и в декабре не было бы никаких сюрпризов. Потому и говорю тебе сейчас: если услышишь о ком-то подходящем… — Джордж поднялся. — Уверен, что выпить не хочешь? А копченой рыбки?
— Ничего не надо.
Холодильник распахнулся, и кошка замяукала. Джордж кинул ей лосося.
Злясь на весь свет, Джона побрел в дальнюю комнату. Встал на беговую дорожку — не фурычит. Отыскал шнур и розетку, подключил. Выставил четыре километра в час и пошел шагать, пока не онемели намертво вцепившиеся в рычаг руки.
Достала фамильярность, бог знает почему установившаяся в их отношениях с Джорджем: наглость под видом приветливости, выпивка, мерзкие трусы, в которых Джордж расхаживает перед ним. С какой стати натягивать брюки, это ведь Джона приехал, а не английская королева!
Он выключил тренажер и подошел к каминной полке, где стояли горчичного оттенка фотографии Венди. Лицо неулыбчивое, пусть на лице веснушки, зато волосы словно утюгом заглажены, даже в брюках- клеш и замшевой куртке выглядит мрачной. Изначально Венди Рихтер была светловолосой и пухленькой, никакого сходства с дочерью вплоть до конца семидесятых, когда она забеременела, и тут-то началась конвергенция: как странно, чем больше у Венди на этих фотографиях вырастал живот, тем более возрастало и сходство с Ханной, пока мать и дитя не встретились — живые двойники.
Считал ли Джордж свой брак ошибкой? А если так, не была ли ошибкой и его дочь? В какой момент неудачный выбор уже нельзя назвать отклонением от правильного пути, в какой момент он становится самой жизнью?
Джона вернулся в гостиную.
— Джордж!
— М-м?
— Ты едешь в круиз один?
Краткая пауза, карандаш скребет по газете.
— Почему ты спрашиваешь?
— Любопытство одолело.
— Это… — Джордж стер неверное слово, подул на газету. — Это не твое дело.
Джона отмолчался.
— Но раз уж ты спросил… нет, не один.
— Ханна про нее знает?
— Это личное, — сказал Джордж.
— Ладно.
— Нет, не знает.
— Ты уверен?
— Откуда ей знать?
— Она не глупа. Может и догадаться.
— Я не говорю, что она глупа. Но откуда ей знать? — И вдруг решительно, даже с гордостью: — Ее зовут Луиза.
— Можешь не отчитываться.
— Мне стыдиться нечего. Мне что… — голос Джорджа упал, — мне и не жить вовсе?
— Живи.
— Мало того, что я в собственном доме вынужден украдкой…
— А кто тебя вынуждает?
— Словно я могу делать все, как захочу. Ты же прекрасно понимаешь…
— Из-за Ханны?
— Нет, из-за Ли Харви Освальда!
Джона не стал отвечать резкостью на резкость.
— Может, ей понравится, если в доме появится женщина.
— Она ее не примет.
— Откуда ты знаешь?
— Это моя дочь. Я знаю, с чем она может справиться, а на что не пойдет.
— Мне кажется, ты не даешь ей достаточно…
— Даже не начинай.
— А сама Луиза? Если нужен предлог, чтобы их познакомить, то далеко ходить не придется: попроси ее помочь.
— У нее без того жизнь была нелегкая. Предпочту ее не напрягать.
— И будешь вечно лгать Ханне?
Джордж смял газету в тугой мячик.
— Ты-то что в этом понимаешь? Наведываешься к нам два раза в месяц. А остальные двадцать девять дней как? С понедельника по пятницу? Ты же не здесь.
Джона почти сразу же сумел отпарировать этот удар:
— Я вообще не обязан быть здесь.
— Ну так и не делай мне одолжений, если после этого собираешься мораль читать. Мне плевать, что ты делаешь и чего не делаешь. Приезжай когда вздумается или сиди дома. Но если ты вообразил, что вправе учить меня, как мне своим личным временем распоряжаться, — гори в аду.
Молчание.
Джона вернулся к дивану и принялся запихивать книги в свою сумку.
— Что ты делаешь?
Молния застряла, Джона рванул, сломал молнию, закрыть сумку не удалось. Так, с зияющим отверстием, он и перекинул ее на ремне через плечо.
— Ищи кого-нибудь другого на Рождество.
