– Сеньор, за него прошу я. Мне известно, что тягостные обстоятельства оторвали этого человека от его родины и привели в стан пиратов. Он не совершал никаких преступлений и спас честь знатной дамы, вашей крестницы. Вот почему я прошу у вашей светлости полного прощения для этого человека.
– Пусть так, дарую ему прощение. Как его имя?
– Дон Энрике Руис де Мендилуэта, граф де Торре-Леаль.
– Дон Энрике! – воскликнул вице-король. – Тот самый дон Энрике, которого я подверг изгнанию после незабываемой сцены, разыгравшейся в вашем доме!
– Он самый, ваша светлость.
– Но кто распространил слух об его смерти?
– Не знаю, сеньор. Да это и не имеет значения.
– Однако вам известно, что дон Энрике был изгнан мною за недостойное поведение.
– Прошу прощения, сеньор, во всем случившемся виновен один лишь я, и с моей стороны было бы нечестно скрыть это от вашей светлости.
– Вы, дон Диего? Право, я не могу считать вас виновным, я знаю вас как безупречно честного человека.
– О сеньор, умоляю вас, не заставляйте меня рассказывать все подробности и причины того, что произошло у меня в доме. Я замыслил погубить дона Энрике. Он невиновен, виноват во всем я один, клянусь честью!
– Верю вам. Но вспомните, на совести дона Энрике лежит похищение доньи Аны.
– Сеньор, донью Ану похитил не он, а дон Кристобаль де Эстрада, погибший при защите Портобело. В этом похищении дон Энрике также неповинен. Донья Ана находится сейчас в Мехико, и, если ваша светлость желает, она может подтвердить справедливость моих слов.
– Выходит, все возведенные на дона Энрике обвинения были лишь злыми наветами его врагов?
– Могу я узнать, ваша светлость, кто именно возводил обвинения на дона Энрике?
– У меня нет причин скрывать это от вас, юноша возбуждает во мне большое сочувствие. Поверьте, я сожалею, что был несправедлив к нему. Нам, правителям, нетрудно впасть в ошибку, ведь все вокруг стараются скрыть от нас правду.
– К несчастью это так, сеньор.
– Так вот, эти ложные сведения поступали от монахинь через посредство дона Хусто, который приходится братом супруги покойного графа.
– Понимаю, сеньор, понимаю и сейчас все объясню вашей светлости.
– Как, вы что-нибудь знаете об этом?
– Да, сеньор. В те времена, когда я был врагом дона Энрике, брат графини явился ко мне и предложил действовать заодно с ним против дона Энрике, служившего ему помехой. Он собирался убрать юношу со своего пути. Я не стал его слушать и прогнал прочь с моих глаз. Теперь понятно, почему он постарался оклеветать дона Энрике, унизить его в ваших глазах.
– Возможно, вы правы, дон Диего.
– Такой человек, как дон Энрике, не способен на низкие поступки, позорящие его честь. Он был моим врагом, ваша светлость, он знал или, во всяком случае, подозревал, что причиной его изгнания была сцена, происшедшая в моем доме; ему были известны мои черные замыслы против него, по моей вине он потерял имя, родину, семью, будущность. И вот, вместо того чтобы отомстить мне, он дарует мне свободу и спасает жизнь и честь моей жены.
– Замечательный поступок! Но вы, дон Диего, нисколько не уступаете ему в благородстве, ведь я по вашей просьбе принимаю участие в его судьбе. Но как вы полагаете, какая причина заставила дона Хусто оклеветать дона Энрике?
– Не знаю. Может быть, это связано с наследством покойного графа, ведь дон Хусто брат его вдовы. Если ваша светлость желает, я все разузнаю.
– Да, вы мне окажете этим услугу. Я желал бы, как честный человек, восстановить справедливость и загладить свою невольную вину перед юношей.
– И вы согласны даровать ему прощение, ваша светлость?
– Скажите, дон Диего, только вы и ваша супруга знаете, что дон Энрике был в стане пиратов?
– Нет, есть еще одно лицо.
– Кто же?
– Донья Ана. Он спас ее от когтей пиратов.
– Вы думаете, на нее можно положиться?
– Да, сеньор.
– В таком случае он вовсе не нуждается в прощении; ему достаточно предстать передо мной, чтобы я отменил изгнание.
– И он получит, таким образом, право на титул и имущество отца?
– Да, если отец не лишил его наследства. Узнайте, как обстоят дела, и я вам во всем помогу. Мы оба должны загладить нашу вину перед доном Энрике.
– Благодарствуйте, сеньор. Я обо всем доложу вашей светлости. Из ваших рук дон Энрике снова обретет счастье. Он сумеет стать достойным вассалом его величества и слугой вашей светлости.
– Вот и отлично.
– Желает ли ваша светлость поговорить с доном Энрике?
– Пока повременим; вы соберете все сведения, и тогда мне станет ясно, что надо сделать для юноши.
– Завтра же ваша светлость узнает обо всем.
– Чем скорее, тем лучше.
– С разрешения вашей светлости я удаляюсь.
– Ступайте, и да поможет вам господь во всех ваших начинаниях.
Дон Диего удалился; сердце его было переполнено радостью и надеждой.
Вице-король в раздумье проговорил:
– Как нам, правителям, легко совершить ошибку!
XI. НИТЬ АРИАДНЫ
Возвращаясь домой, дон Диего горел желанием немедля приняться за дело, порученное ему вице- королем. Однако необходимо было найти нить Ариадны, которая поможет ему проникнуть в этот лабиринт козней против юноши. Пожалуй, решил про себя дон Диего, лучше всего обратиться к самому дону Энрике, ему, без сомнения, кое-что известно.
Между тем дону Энрике не терпелось поскорее покинуть Мехико. Жизнь в добровольном заточении тяготила его: проводя дни и ночи взаперти, во власти горьких воспоминаний и мрачных мыслей о будущем, дон Энрике приходил в отчаяние и готов был бежать, нарушив данное слово.
Изредка к нему заглядывала сияющая счастьем донья Марина, но вид этой счастливой женщины только усиливал страдания дона Энрике.
В день беседы дона Диего с вице-королем дон Энрике был особенно подавлен; ему становилось решительно невмоготу переносить долее свое заточение.
Дон Диего вошел к нему и разом приступил к делу.
– Не пеняйте на мою навязчивость, – начал он, – но не было ли у вас каких-нибудь личных врагов, когда вы находились под стражей?
– Насколько мне известно, нет, – ответил, порывшись в памяти, дон Энрике.
– Не случалось ли вам вступать в какие-либо споры с неким доном Хусто?
– Нет, дон Хусто брат моей мачехи, и никаких споров у нас с ним не выходило.
– Вы знали, что ваш отец умер?
– Да, один человек, которому я многим обязан – кстати, он близок к дону Хусто, – сообщил мне о смерти моего отца. Бедный отец, он, верно, считал меня погибшим.
