какое мне нужно.
– Но…
– Повторяю еще раз, – хмуро оборвал Валентин старшего помощника. – На грузовую палубу никого не впускать, пока я сам этого не разрешу. Не предпринимать никаких действий, предварительно не согласовав их со мной. И, наконец, этот… – Валентин повел стволом в сторону потрясенного Коляки, заворожено застывшего рядом со старшим помощником. – Этот придурок пусть останется здесь, при мне. Вроде как на побегушках. Заодно он тоже будет приглядывать за тем, чтобы никто не проник на грузовую палубу тайно. Само собой, он постоянно будет у меня на мушке, – хмуро усмехнулся Валентин. – Прошу это учесть и сделать верные выводы. Я человек серьезный.
– Принято, – кивнул старший помощник.
– Как принято? – испуганно задергался Коляка. – Как это принято? Я не хочу. Я не останусь. Это насилие! Почему никто не спрашивает меня, хочу я здесь остаться или нет?
– Потому что ты сам с этой минуты заложник, – хмуро объяснил Валентин. – Открывай «мерс» и лезь в салон. А вы… – кивнул Валентин старшему помощнику. – Обеспечьте нас обедом. Я хочу есть.
И добавил:
– Учтите. Первыми пищу будут пробовать заложники.
– Ты чё? Ты чё! – задергался, брызгаясь слюной, Коляка. – Я чё тебе, кролик? Зачем мне пробовать пищу? А если ее отравят?
– Вот и попробуешь.
На Коляку страшно было смотреть.
– Лезь в «мерс», – приказал Валентин. – И замри, не трясись. Жрать и спать будешь при гробе.
– Что еще? – терпеливо спросил старший помощник.
– Радиотелефон. Мне нужна связь с Питером.
– Номер?
Валентин назвал.
– С кем будете разговаривать?
– С Татьяной Утковой. Криминальная хроника. Ни с кем другим. Только с Татьяной Утковой.
Старший помощник кивнул.
Минут через десять тяжелая металлическая трубка с витым разноцветным проводом лежала в десяти метрах от «мерседеса».
– Принеси.
Коляка, дергаясь и беззвучно ругаясь, испуганно оборачиваясь на Валентина, выполнил поручение.
– Лезь обратно в машину.
Коляка, исчез.
Николай Петрович, надежно связанный капроновым фалом, найденным в салоне «мерса», притулился у правого крыла, непонимающе, но внимательно следя за Валентином.
– Леня! Леня! – доносился мужской голос из трубки сквозь непрерывный треск. – Леня, сними шумы. Обеспечь срочную связь с Питером!
Долгие гудки.
Спит, наверное, Татьяна, подумал Валентин. Тетя Миша и дядя Паша давно, наверное, вылизали ее квартиру. Спит, видит сны. А может, муж вернулся из Африки. Кто он там у нее? Дипломат? Или журналист. Вот шепчется с мужем, а тут звонок… С моря…
Впрочем, почему спит? Рано еще спать Татьяне.
– Абонент не отвечает, – услышал он незнакомый голос.
– Дозванивайтесь. Ответит.
Долгие гудки.
Свет фонаря, как отсветы на волнах, причудливо играл на чернильно черной лакировке «мерседеса».
Долгие гудки.
– Алло! Алло! – вдруг услышал Валентин знакомый женский голос.
– Татьяна?
– Да, да!.. Слушаю вас. Кто это?
– Кудимов.
Татьяна, наконец, узнала его и засмеялась:
– Откуда ты звонишь? Тебя плохо слышно.
– Издалека, – ответил Валентин, не забывая следить за всем, что происходило на грузовой палубе.
На палубе, впрочем, ничего не происходило.
Связь вдруг резко улучшилась. Он даже услышал шелест, будто Татьяна перекладывала на столе бумаги.
– Откуда звонишь в такое время? Из Москвы?… Алло! Алло! Валентин!.. Там что, кто-то еще на проводе?
– Да, – негромко ответил он. – Нас прослушивают.
– Прослушивают? – удивилась Татьяна.
– Да?
– С тобой не соскучишься. Зачем кому-то нас прослушивать?
– Сейчас все поймешь.
– Пока ничего не понимаю. Откуда ты звонишь?
– С грузовой палубы парома «Анна Каренина»… Я не шучу, – быстро предупредил Валентин. – Не вешай трубку и слушай меня внимательно. А еще лучше, подключи к телефону диктофон. Ты можешь это сделать?
– Могу. Только зачем?
– Нужно! Поторопись, – попросил Валентин. – Я не хочу, чтобы нас прервали, пока я не договорю.
– Говори! Я все сделала, – крикнула Татьяна сквозь снова неожиданно усилившийся треск.
– Я, Кудимов Валентин Борисович, – начал Валентин, стараясь говорить как можно отчетливее. – Я, Кудимов Валентин Борисович, заслуженный мастер спорта, бывший неоднократный чемпион мира и СССР, обращаюсь к представителям российской прессы, радио и телевидения. В данный момент я нахожусь на борту международного парома «Анна Каренина», на который вынужден был подняться незаконно, не имея ни виз, ни международного паспорта. В Санкт- Петербурге, куда сегодня приходит паром, меня хотят задержать за недавнее двойное убийство в гостинице «Невская». К убийству этому я не причастен, более того, я знаю, что убить хотели меня. Тем не менее, приказ о моем задержании уже отдан, я это знаю со слов старшего помощника капитана парома. Чтобы получить возможность отвести от себя данное обвинение и открыть имена настоящих убийц, а самому при этом не исчезнуть бесследно, я взял в заложники Шадрина Николая Петровича, директора крематория, возвращающегося в Петербург из служебной командировки в Германию. Я убежден, что в гробу, который был загружен в черный микроавтобус «мерседес» в городе Киле и который сейчас находится на борту парома, перевозится крупная сумма денег в иностранной валюте. Я также убежден, что деньги эти в Россию ввозятся незаконно, государству они не принадлежат и ни в каких легальных операциях не задействованы. Требую прибытия в порт специальной комиссии, которая вскрыла бы указанный гроб в присутствии журналистов и официальных представителей власти. После выполнения указанной процедуры с любым ее исходом добровольно сдамся властям и освобожу заложника. При любой попытке обмануть меня или каким-то образом обойти выставленные мною требования заложник будет расстрелян.
– Все, – сказал он. – Записала?
– Ага, – растерянно ответила Татьяна.
И спросила:
– Что значит «с любым ее исходом»? Ты в чем-то не уверен? В гробу может не оказаться денег, о которых ты говоришь?
– Подожди, – оборвал он Татьяну. – Дай мне договорить. Это в текст моего заявления. Категорически требую, чтобы среди журналистов, встречающих паром, находилась Уткова Татьяна Ивановна, занятая неофициальным расследованием деятельности совместного советско-германского предприятия «Пульс». Этому человеку, Татьяне Утковой, я доверяю и заявляю следующее. Ни в каком сговоре со мной Татьяна Уткова не замешана, даже ее телефон я узнал случайно. Отсутствие Татьяны Утковой среди представителей прессы будет рассматриваться мною как невыполнение выставленных мною условий со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Валентин!
– Это все.
– Валентин!..
Он не позволил Татьяне ничего сказать.
Просто положил трубку на пол.
– Развязал бы ты меня, Валентин Борисыч, а то руки затекли, – усмехнулся Николай Петрович. – Вон какое задумал дело. Один ведь не потянешь. Все равно мы теперь в одной связке. Руки у меня сильно затекли, да и бросаться я на тебя не буду. В разном мы весе.
Валентин не ответил.
– Ладно, – понимающе кивнул Николай Петрович. – Тогда прикажи… Тогда прикажи своим людям… – Он усмехнулся. – Пусть сюда принесут коньяк… У меня в каюте остался хороший коньяк… Стоит на столике… Зачем пропадать добру? Это действительно хороший коньяк, а я чувствую я себя неважно, да как-то и получается не по-хозяйски.
– Как ты собираешься пить? – хмыкнул Валентин.
– А ты не развяжешь меня?
– Не развяжу.
– Тогда Коляка поможет.