рассредоточившись по залу, заняли очень выгодное для них положение.
Улита с рапирой и Даф, которая сама не верила, что делает это, бросились к нему на помощь. В прыжке Дафна материализовала крылья, ощутив упругий, будоражащий удар воздуха в маховые перья. Проплыли яркими шарами светильники на ложах, сверкнул циклопьим глазом прожектор, замелькали на сцене пестрые картонки карт. Депресняк с истошным мявом сиганул невесть с какого яруса и пронесся совсем близко от Дафны, похожий на выбритую маньяком белку-летягу. Целью Депресняка была блестящая лысина одного из златокрылых – лысина, которая с мистической силой, одним лишь жизнерадостным своим блеском притягивала падающие предметы и прыгающих котов.
Дафна взмыла под потолок, где вместо тяжелой люстры висел теперь один крюк, и оттуда, ни в кого конкретно не целясь, выпустила две торжествующие маголодии. Какой это был восторг – снова лететь!
Мефодий мешкал, по лопухоидной привычке к осторожности прикидывая высоту. Метра три с половиной, а внизу еще кресла. Греметь костями не очень хотелось, да и меч Древнира при всех своих достоинствах мало походил на парашют. Буслаев напряженно размышлял: прыгать или бежать по лестнице? Вопрос был все же принципиальный и чреватый множественными переломами. Такое вот «бить или не бить» в медицинском аспекте.
Случайно он перевел взгляд выше и был ослеплен крыльями Даф. Прежде он никогда не видел ее в полете. Даф то набирала высоту, то, вопреки скучной физике, плясала в луче прожектора, который не выключил сбежавший осветитель. Даф даже не смущало, что ее огромные крылья порой задевали тесные театральные ярусы.
Пока пораженный Мефодий любовался Даф, златокрылый Алкид решительно атаковал ее сдвоенной маголодией. Заметив, как сгущается извне и несется к Дафне ослепляющий светлый луч, Мефодий, не задумываясь, с криком прыгнул и в полете принял маголодию на свой меч. Клинок притягивал светлую магию, как громоотвод молнии. Мефодий ощутил лишь, как разогрелась у него в ладони рукоять и просветлел, впитав новую силу, грозный клинок.
Даф подхватила Мефодия под мышки у самых кресел. Однако, учитывая, что Мефодий был далеко не пушинкой и успел набрать в падении кое-какую скорость, Даф не удержалась и сама рухнула на него сверху. Они покатились между креслами. Растрепавшиеся волосы Дафны скрыли лицо Мефодия. Он ощутил ее яблочное дыхание.
Даф рванулась и торопливо встала.
– В другой раз, когда будешь прыгать, вопи не так громко! – буркнула она.
– Я спасал кое-кому жизнь, – огрызнулся Мефодий.
– Ты спас мне жизнь, я тебе – ребра. Считай, что спасибо на спасибо. И не факт, что нужно…
– Что нужно?
– Ничего. В общем, вот тебе твое «спасибо» и иди гуляй! – рассердилась отчего-то Даф.
– Спасибо не булькает. Меняю одно спасибо на три шоколадки! – парировал Мефодий.
Это была шуточка в духе Эди Хаврона, у него же, кстати, и позаимствованная. Только корыстный Эдя чаще менял «спасибо» на банки с пивом, которые давно уже были у него альтернативной валютой.
Улита самозабвенно фехтовала с розовощеким блондинчиком, который из-за малой дистанции не мог прибегнуть к маголодиям и использовал примкнутый к флейте штык. Блондинчик, вынужденный сражаться с девушкой, к тому же в полную силу, выглядел смущенным.
– Удар! Отбив! Удар! Отбив!.. – командовала Улита. – Эй, что ты делаешь? Сейчас моя очередь делать выпад! Ты что, хочешь меня заколоть?.. Удар! Отбив! Вот сейчас молодец! Хочешь я тебя в щечку поцелую? Я не ядовитая. Не боись!
Блондинчик в смущении отступил, продолжая послушно парировать. После одного из выпадов Улиты на плече у него появилась глубокая царапина.
– Плохо защищаешься, цыплячья шея! Имей в виду, что я тебя пожалела! Заметь, мне ничего не стоило бы отсечь тебе золотые крылья! – заявила Улита. – Удар! Отбив!.. У кого-то я читала историю о клоуне, который закололся кинжалом у ног отвергнувшей его возлюбленной. Клоун корчился от боли и умирал, но, чтобы не пугать ту, которую он любил, кричал, что истекает малиновым сиропом. Эй, красавчик, чего пригорюнился? Фехтуй!.. Думаешь, я тебе до старости буду сказочки рассказывать?
Маголодия, мимоходом выпущенная из флейты кого-то из златокрылых, сбила Улиту с ног. Рапира вылетела из рук ведьмы и, описав полукруг, затерялась между рядами. Блондинчик замешкался и, оглядываясь на Алкида, попытался срезать у Улиты дарх, одновременно опасаясь, видимо, ранить ее штыком.
– Эх! – сказала Улита, кривясь от боли. – И ты, Брут! На самом интересном месте! Правду говорят, что страховки от идиотов не существует…
С этими грустными словами ведьма очень метко и точно пнула блондинчика в лодыжку. Несмотря на кратковременный успех, это легко могло стать финалом ее жизненного пути. На помощь блондинчику уже спешил третий из златокрылых – Фукидид, до этого не без успеха сваливший Мефодия сразу двумя маголодиями. Первую маголодию Мефодий принял на меч, вторую впитал в себя, однако это оказалось явным перебором. Такой заряд магии просто невозможно было впитать моментально.
В результате Буслаев перелетел через три ряда кресел и спасся от добивающей маголодии лишь благодаря Даф, ответно атаковавшей его обидчика длинной ввинчивающейся маголодией, которую не лишенная юмора Шмыгалка называла «пляской штопора». Однако Фукидид, низенький и плечистый страж, был крепок, как гном. Сбить его с ног можно было лишь тараном, при условии, что таран раскачали бы три тибидохских интеллектуала – Усыня, Горыня и Дубыня. Фукидид закрылся от «пляски штопора» крылом, приняв ее на маховые перья, и ответной маголодией вышиб из рук у Даф флейту. Вслед за тем он кинулся к Улите, намереваясь срезать ее дарх.
Победа в битве, таким образом, почти досталась златокрылым. Мефодий и Улита явно были не у дел и, что называется, курили на балконе. Даф все никак не могла найти свою флейту. Уверенно сражались только Арей да кот Депресняк, который, покинув наскучившую ему лысину, как маленький вурдалак, носился над зрительным залом так стремительно, что ни одна из маголодий не могла в него попасть. Арей же, атакуемый сразу с двух сторон, все никак не мог приблизиться ни к одному из своих противников и вынужден был непрерывно парировать.
Заметив, что закругление на штыке Фукидида почти коснулось шнурка, на котором у Улиты висел ее дарх, Арей двумя руками вскинул меч над головой и рявкнул:
– Остановитесь!
Златокрылые замерли.
– Алкид, глава отряда света! Я, Арей, мечник мрака, пользуясь своим правом, бросаю тебе вызов! Если золотые крылья, что ты носишь, заслужены тобой честно, ты не откажешься! Пусть тому, кто победит, достанется шкатулка! Кроме того, на кону мой собственный дарх! Оставь девчонку! – глухо сказал Арей.
– Какой смысл в битве один на один? Разве мало было битвы четыре на четыре? Победа наша! – резонно отвечал Фукидид, покачивая на штыке дарх Улиты. Однако шнурок и сама серебристая сосулька были пока целы. Страж медлил, ожидая ответа предводителя.
– Алкид! – рявкнул Арей, игнорируя его слова. – Я бросил вызов тебе лично. Или ты такой трус, что за тебя всегда отвечают толстые гномы?
Побледнев, Алкид шагнул вперед. Для златокрылого нет худшего оскорбления, чем быть обвиненным в трусости. Чтобы спасти свою честь, они готовы в одиночку броситься в атаку хоть на целый легион мрака.
– Я не трус. Мои крылья против твоего дарха! Никому не вмешиваться! Фукидид, оставь эту молодую ведьму! Вначале травят матерых волков, а затем уже разбираются с волчатами!
Низенький страж фыркнул и отошел на шаг от Улиты. Ведьма услышала, как он, пробурчав, назвал Алкида безумцем, который из тщеславия идет на поводу у мрака.
Улита села на полу, ощупывая свой дарх. К ней нерешительно, явно без враждебных намерений приблизился блондинчик.
– Алкид хороший боец! Его штопорные маголодии пробивают даже ограду Эдемского сада. У твоего хозяина нет шансов! – кашлянув, чтобы привлечь ее внимание, сказал он.
Улита поморщилась.
