предметы. Но уже в следующий момент изумленный Мефодий вдруг оказался лицом на асфальте. Он даже не понял, что ему элементарно по-борцовски прошли в ноги. Вот так-так… И верь после этого магической интуиции!
– Допрыгался, Врубель? Хочешь в табель? – сквозь туман услышал Мефодий хриплый голос.
Мужчина, оседлавший его, был здоров и пузат. Мефодий вырывался, колотил ногами, пытался кусаться, но не мог даже приподняться.
«Позор! – мелькнула мысль. – Когда Арей узнает, как глупо я попался, он разжалует меня в комиссионеры! Хорошо хоть для суккуба я пока морально не созрел».
Он снова дернулся и снова – в меру добродушно – получил раскрытой ладонью по затылку.
– Лежи, пацан! Не рыпайся! Железяку-то острую где взял? Не сам же заточил? – сказали ему.
Мефодий скосил глаза на меч, до которого ему, прижатому к асфальту, было никак не дотянуться.
«Ну ничего… Пусть кто-нибудь из этих типов попытается сам взять мое оружие! Сразу узнает, что такое мелкая нарезка!» – подумал он мстительно, вспоминая, что магические мечи не любят чужих рук.
Буслаев попытался поступить так, как он сделал когда-то в гимназии, когда отбивался один от пятерых: сгустить энергию, собрать ее в упругий ком и сшибить того гада, кто сидел у него на спине, но увы… Ничего не выходило. Видимо, энергия могла излиться лишь посредством прямого взгляда. Для того, чтобы атаковать, Мефодий должен был хотя бы увидеть своего противника, а он видел лишь кусок бетонной стены, полоску земли со втоптанным окурком и тонированное стекло передней дверцы микроавтобуса. Стекло, из-за которого – это Меф ошущал – его изучали чьи-то глаза.
– А ну, не смотри туда! Шею сверну, как куренку! ЖИВО! – вдруг без всякого повода рыкнули на него. Пузан, схватив Мефодия за волосы, ткнул его носом в асфальт.
Из «Роллс-Ройса», не спеша, вышла подзадержавшаяся Улита. Она задумчиво посмотрела на Мефодия, притиснутого к асфальту, и на отважно бившегося Мамая. Хан с криком, с притоптыванием ноги наскакивал с саблей сразу на двух нападавших. Те держались пока осторожно, сильно не рисковали и даже пятились, уступая ярости хана.
Чуть присогнув левой рукой рапиру, Улита с возмущением поинтересовалась:
– Эй, а как же я? Разве никто не хочет обидеть беззащитную девушку? Я разочарована, господа мои хорошие! Никакого тебе внимания! Вот и гуляй после этого по пустынным улицам!
Высокий парень, тот, чью биту перерубил Мефодий, прежде чем его сбили с ног, с глупой ухмылкой повернулся к Улите.
– Опаньки! Еще одна конкретно толкиенутая! – сказал он, разглядывая ее рапиру.
Его рука привычно потянулась к заднему карману за ножом.
– Ну что, эльфийка контуженная! Поговорим? Сама свалишь или тебя расписать?
– А ты не передумаешь? А то наобещают невесть чего, а потом врубают заднюю передачу. А я девушка ранимая, впечатлительная, – сказала Улита и, высунув раздвоенный язык, чувственно облизала губы.
Изумленный парень от неожиданности подался на полшага назад. В ту же секунду резким хлестом рапиры по запястью ведьма вышибла у него нож. Неведомая сила подхватила парня и приложила спиной о бетонный забор. Подождав, пока он сползет, Улита склонилась над ним и нежно провела ногтем по его шее.
– Ты не поверишь, дружок! Я такая забывчивая: вечно путаю вены и артерии!.. В венах кровь невкусная, а вот в артериях… Поверни головку чуть-чуть вбок, дорогой! – промурлыкала она, приоткрыв рот.
Парень захрипел от ужаса. Мефодий догадался, что ведьма выдвинула глазные зубы. Этот наивный вампирский приемчик всегда производил впечатление на слабонервных лопухоидов.
Пока Улита резвилась, дела Мамая становились все менее блестящими. Пластилиновая рука отважного хана – а, увы, вернувшиеся из Тартара иных тел не имеют – от очередного мощного удара просто обернулась вокруг лома. Сабля выпала. Мамай кинулся поднимать саблю левой рукой, но тотчас был уложен прицельным ударом биты по голове. Улита ожидала, что Мамай вскочит и продолжит схватку, но хан так и остался на асфальте.
– Странное дело! Комиссионера нельзя не только убить, но и оглушить обычным оружием. Не иначе, как кто-то заговорил им биты и лом, – пробурчала она озабоченно и, решительно встряхнув своего бедолагу, спросила: – Вам что, кто-то помогает? Кто-то из стражей, из магов? А ну, говори!
Парень упорно молчал. Нижняя челюсть у него прыгала. Улита вздохнула:
– Значит, отважные зайцы выбирают героическую кончину?.. Да или нет?
Бедолага замотал головой.
– О, я понимаю твои проблемы! – догадалась Улита. – Ты боишься и меня, и того, кто тебя послал. Придется сделать так, чтобы меня ты боялся чуточку больше.
В глазах у ведьмы зажглись красные огоньки. В движениях появилась нехорошая целеустремленность. Улита стала медленно наклоняться, примеряясь к артерии. В стрессовые минуты даже самый отвязанный лопухоид всегда понимает, где блеф, а где блефа нет. Парень побледнел и, продолжая молчать, скосил испуганные глаза на микроавтобус.
– Ага… Намек понят!.. Ваш отец-командир сидит там, не так ли?.. А теперь, малыш, я ненадолго отлучусь и буду крайне разочарована, если, вернувшись, найду тебя здесь. Советую поиграть в народную игру «убеги от бронепоезда по шпалам»… На старт, внимание – марш!
Схватив рапиру, Улита устремилась к микроавтобусу. В тонированном стекле отразились ее пепельные волосы. Улита рванула дверцу, занесла рапиру для укола и…
Она долго потом не могла забыть этот момент.
Буслаев продолжал упрямо вырываться. Он выкручивался, как уж, мечтая лишь об одном: увидеть своего противника. Бульшего ему не надо было. Только визуальный контакт.
– А ну, лежать! Лежать! Ах ты, щенок!
Пузан, которому надоели попытки парня освободиться, выругался и оттянул его голову за волосы назад, собираясь приложить лицом об асфальт. Мефодий зажмурился и… внезапно услышал укоряющий бас:
– Окстись, друг мой! Усмири ярый гнев свой, ибо не ближнего своего ты бьешь, но эйдос свой предаешь поруганию!
Пузан застыл, потом повернул голову. Кожаная куртка. Ремень с пряжкой в форме руки скелета. Незнакомец стоял и, скрестив на груди руки, разглядывал его с назидательно-укоризненным выражением. Мужчина был вроде здоровый, но лицо имел отрешенное и благостное. Пузану он показался неопасным.
– А пошел ты… Святоша, мля! – пропыхтел он.
Услышав столь грязное ругательство, неизвестный смиренно потупился.
– Увещеваю тебя, брат мой, остановись, ибо ты не ведаешь, что творишь! Услышь глас совести! Не бей сего несмышленого младенца! – повторил он.
Пока пузан переваривал информацию, «несмышленый младенец» воспользовался рекламной паузой и укусил его за палец. Выругавшись, борец вновь схватил Мефодия за волосы.
– Не кусай его, опрометчивый юноша! Подумай о микробах, кои живут на его пальце! Ты тревожишь их покой! – назидательно сказал незнакомец.
Терпение пузана истощилось. Он давно бы уже кинулся на нового противника, если бы не необходимость держать Мефодия.
– Вали отсюда, убогий, пока тебе отходняк не сыграли! Ну, пшел!.. Живо!..
Байкер удивленно заморгал. Похоже было, он впервые сталкивался со случаем, когда его увещевания не действовали.
Мефодий открыл заплывший глаз.
– Ты кто такой? – прохрипел он.
Байкер заколебался.
– Э-э… Не знаю, стоит ли об этом говорить. Но так и быть… Я страж-хранитель. Мое имя Эссиорх.
– Страж? Светлый? Тогда сделай что-нибудь! – потребовал Буслаев.
Эссиорх развел руками.
– А что я могу? Слова мои отлетают от ушей этого амбала, яко сухой горох от каменного строения. Прими сии побои во вразумление, ибо как в мире сем бьет тебя сей злобный муж, так и в Тартаре будут
