аккуратно вдвинул лезвие под бородку графа, острием коснулся горла. И "отключил" коррекцию.
Навалились шум, свет, голоса. Взмокший граф дышал часто, со всхлипами.
– Ну? – сказал я.
– Приношу… свои… извинения… – с кашлем выговорил граф.
У меня за спиной со звоном упала с высоты его сабля.
– Это не все, господин Угин! – я не убрал клинок. – Мне нужны кое-какие объяснения.
– Прекратите! – закричал крючконосый. – Вы не вправе! Господин арбитр!..
– Я вправе! – кое-что из фехтовальных правил я помнил. – Моя атака сделана в один темп с действием на оружие противника. Его сабля еще не упала, когда я приставил клинок. И я по всем законам могу довести поражающее движение до конца!
– Господин Викулов прав, – хладнокровно подтвердил кавалергард. – По правилам поединка жизнь графа в его руках. Прошу не вмешиваться, господа.
Господа и не вмешивались, понимая, что я успею раньше. И граф Угин это понимал. На его не совсем аристократическом носу выступили похожие на стеклянные шарики капли.
– Что вам… надо?
– Надо знать, граф, кто поручил вам разыграть эту дуэль. Кому я помешал?
– Я… не…
– У вас пять секунд. Раз…
– Но я…
– Два…
– Его зовут… Ром Заялов…
– Кто он такой?
– Честное слово, я не знаю. Кажется, приезжий…
– Где живет?
– Честное слово… Мы встретились случайно… В "Рапирах"…
– Сколько он вам заплатил? Впрочем, наплевать. Как он выглядит?
– Я не помню…
– У вас еще две секунды.
– Высокий, синие глаза, длинное лицо. Медленная речь…
Я убрал от графского горла клинок. Старательно отсалютовал арбитру, воткнул саблю в землю и пошел с "Гостиного двора". На всякий случай тронул кистью руки куртку – то место, где прощупывался в кармане плоский "ПП". Никто меня не окликнул, никто не задерживал. Судя по всему, фирма "Барьер" соблюдала правила неукоснительно.
Я вернулся в отель.
Кто такой Ром Заялов, у меня почти не было сомнений. Потому что в глубине души я никогда не верил, что гибель Полоза при пожаре – это по правде.
В номере я через систему "Агат" вызвал справочное, узнал номер "Барьера", позвонил туда и попросил к экрану старшего агента Турунова.
Он, кажется, искренне обрадовался, увидев меня живым.
– Ефрем Георгиевич, вы были правы насчет "другой причины". И сейчас у меня к вам просьба. Не в службу, а в дружбу…
Он слегка улыбнулся:
– Но "в службу" мы выполняем просьбы гораздо квалифицированнее. А что касается оплаты…
– Дело не в оплате. Просто я не знаю, занимается ли "Барьер" такими делами официально. А больше мне обратиться не к кому… Надо кое-что узнать об одном человеке…
У Турунова в очках мелькнула озабоченность.
– Однако это и в самом деле не по адресу. Могу вам порекомендовать…
– Ефрем Георгиевич. Ваш дед не говорил, как звали его друга, подарившего игрушечный пистолет?
– М-м… одну минуту…
– Его звали Петька. Петька Викулов, по прозвищу Патефон…
– Постойте… Имя не помню, а прозвище… Патефон, да!
– Это… как бы выразиться поточнее… мой прямой предок. Не правда ли, такое совпадение к чему-то обязывает? Особенно если вспомнить разговор о всем нам присущей некоторой сентиментальности…
Турунов помолчал, покусывая губы и словно пряча улыбку.
– Хорошо… Петр Петрович. Кто вас интересует?
– Некий Ром Заялов, появившийся в Старотополе недавно.
– Я позвоню… скажем, через полчаса.
Он позвонил через десять минут:
– Ром Заялов – эмигрант из Византийска. Он последовательно сменил несколько имен, подлинность которых за столь короткое время не установить.
– Нет ли среди этих имен такого: Феликс Антуан Полоз?
– Гм… Но я прошу вас, Петр Петрович, официально не ссылаться на меня. Эту информацию я добыл для вас… по своим каналам.
– Благодарю вас, Ефрем Георгиевич. Обещаю не ссылаться… Берегите пистолетик. По-моему, он должен принести вам удачу…
Минут пять я лежал на диване, приводя в порядок мысли. Главная была та, что лететь домой надо немедленно. А сначала позвонить Юджину: "Будь настороже!"
Я вскочил, шагнул к "Агату" и услышал сигнал. Это Юджин, опередив меня, звонил сам.
Лицо его на экране было какое-то… чересчур спокойное.
– Пит, не волнуйся только. Теперь уже опасность позади…
– Что случилось?!
– Только без нервов. Петьку ранили. Вчера вечером, из арбалета, стальной стрелой. Он шел из школы, и вот у самого дома…
Слабея, проваливаясь в тартарары и понимая, что все это должно было случиться, я вытолкнул слово:
– Он… живой?
– Да не бойся! Теперь он почти в порядке. Хорошо, что он был в твоей куртке…
– Почему… хорошо?
– Ну, там же датчик вшит! Аварийный! Если что, сразу сигнал на базу. Мы подобрали его через десять минут. Яд со стрелы не сработал полностью, не успел… Сейчас Петька в госпитале космослужбы, скоро все будет нормально.
Понимая, что ничего не будет нормально, я еще спрашивал о чем-то, а Юджин что-то объяснял. Потом, чтобы встряхнуть меня, заорал, что я расхлябанная баба и ударяюсь в истерику, когда нет для этого причины.
– Не хнычь, а приезжай скорее. Тут и будем думать, что дальше…
ГОСПИТАЛЬ
1
Было далеко не так "нормально", как уверял меня Юджин.
Было гораздо хуже.
Первый раз я увидел Петьку в госпитале в таком состоянии, что лучше бы и не видеть. Он лежал под прозрачным колпаком, будто в саркофаге. Весь в каких-то присосках, датчиках, проводах. Бледный, неподвижный. Будто и не живой. У меня аж в глазах поплыло.
Но знаменитый профессор Кудрявцев, который лично и неустанно возился с Петькой, дал мне самое честное слово, что угрозы для жизни уже нет. Подтвердил это и Митя Горский, который сейчас был при профессоре кем-то вроде ассистента и адъютанта. Ради Петьки.
