предотвратить приход грабителей. Ведь каждому известно, что грабители приходят только если в квартире никого нет. Или когда все спят. А Веня не будет спать. Всю оставшуюся ночь. И много-много ночей потом, если так надо. Не будет спать до того самого момента, когда в большой комнате задребезжит будильник, и времени останется только для того, чтобы чёрным котом проскользнуть по полу в свою комнату и зарыться под покрывало. Веня мысленно согласился и на эту, и на многие другие жертвы, лишь бы грабителей не занесло в его отсутствие сквозь щель, неприметную для взгляда обычного человека.
Вытянув обе руки вперёд, Веня открыл внутреннюю дверь, отделявшую подъезд от маленькой шлюзовой камеры и рванул во двор. Дверь за его спиной оглушительно состыковалась с косяком. Веня даже присел от страха. Канонада, разлетевшаяся на десятки отголосков, прокатилась по спящему подъезду. И Веня рванул, что есть силы. Он уже представлял, как распахиваются двери и на площадки выглядывают недовольные жильцы. Он уже представлял, как проснувшаяся мама зажигает в Вениной комнате свет и немедленно будит папу. Он уже представлял, как папа одевается и следует за Веней, безошибочно определив его маршрут.
Он бежал всё быстрее и быстрее, стремясь оторваться от гнетущих страхов, но на полпути в него врезалась мысль, заставившая сбросить скорость и остановиться.
«А что если в Колькином подъезде никого не будет?!» — пронеслось у него в голове.
Глава 41,
в которой повествуется о том, что же произошло в подъезде
Дверь заскрипела и открылась. В тёмном силуэте, возникшем на пороге, угадывался Веня. Все разом вскинули голову и посмотрели на вошедшего. Даже гном, который беспокойно бродил по Лениной ноге и то волновался, то сокрушался.
— Побыстрее не мог, — накинулся он на Веню. — Тут такие дела… Такие… А ты… Да может теперь ничего и не получится.
Веня зло посмотрел на гнома. Может, у гнома и не было ключа от квартиры. Так ведь ему и ключ-то не нужен!
— Не волнуйся, — прошептала Лена, легонько стукнув гнома по голове. — Ещё есть время.
— Время, время, — пробурчал гном, — а чего он опаздывает. И вообще… По голове бить нельзя. Можно на всю жизнь дураком стать.
— А долгая она, гномья жизнь? — спросил Пашка, покусывая нижнюю губу.
— По разному, — милостиво объяснил гном. — Мне ещё лет триста-четыреста осталось. Гномьих лет. Они человеческих раз в десять длиннее. Или в сто.
— Вот и не скачи, — уставился на него Пашка. — Слышь, а то нарвёшься. Будешь тогда все свои тысячи оставшиеся мучаться. Или в сто раз больше.
Гном ничего не сказал. Он демонстративно отвернулся от Пашки и хотел снова приняться за Веню, но тот уже втиснулся в самый угол между Колькой и стеной, скрывшись от бдительного взора гнома. А кричать в пустоту гном не любил. Он на секунду присел, но тут же вскочил и снова принялся нервно расхаживать по тёплой джинсовой ткани.
Наступила тишина. Лена взглянула на портрет Предзнаменовательницы. Честно говоря, она представляла её иной. Похожей… Ну на эльфийку что-ли. Узколицую, остроухую и певучую. Портрет, сотканный из серебристых нитей, выглядел совершенно иначе. Но Лене он понравился. Особенно глаз, сверкавший бисерным светлячком. Волнистые волосы тоже были хороши. Когда Лена вырастет, у неё тоже будут такие волосы. И никто не заставит её ходить в парикмахерскую и отстригать такую красотищу. Левый глаз сейчас закрывал только один локон. Он незаметно уменьшался. Лена никак не могла подглядеть момент, когда он становился чуть-чуть короче. Когда Лена с гномом пробралась в подъезд, то второй локон только-только начал убывать. А теперь он исчез. Навсегда.
Лена повела плечами. Было немного зябко. Рядом нахохлился Димка и размышлял о чём-то своём. Пашку, сидевшего на полу и привалившегося к маленькой дверце, тьма скрывала полностью. Если бы не постоянное его ворочанье, то было бы неизвестно там он ещё или уже исчез. А сейчас было неизвестно, сидит ли там Пашка или его место заняло что-то чужое и опасное.
Душа у Лены напевала чуть слышную мелодию без слов. А всё-таки здорово оказаться здесь ночью. Идти по двору, где над твоей головой колышутся ветки деревьев, а в разрывы листвы мигают крохотные звёздочки. Лена даже останавливалась по пути, чтобы пристальнее рассмотреть небо, на котором сверкали тысячи холодных искорок, каждая из которых вблизи могла оказаться раз в сто больше солнца. Но Лену они устраивали именно такими, переливающимися от красного до зелёного, захватывая на мгновения синий и жёлтый. Словно лампочки гирлянды. И только одна большая звезда приткнулась ровным бледным пятнышком. Мама говорила, что это планета. Только планеты не мерцают. Вот здорово, мама спит, а Лена гуляет по совершенно пустым улицам. Такого с ней ещё не случалось никогда. А впереди ещё гномья дорога, по которой Лениного гостя можно будет немного проводить.
И здесь, в подъезде, вполне уютно. Сумрачный свет едва пробивался с верхних этажей. Входная дверь плотно прикрылась и отгораживала теперь от сквозняка. Прокладка труб, на одной из которых сидела Лена, была мягкой и удобной. Ночь прятала свои тайны от Лены. Но одна из них — портрет Предзнаменовательницы сияла на стене прямо перед ней.
Последний свисающий на лицо локон Предзнаменовательницы растворился, выпустив на всеобщее обозрение второй глаз. Он оказался вовсе не серебристым, а фиолетовым. Тусклым, в отличие от мягкого света остальных чёрточек портрета. Печальным. Угнетающим.
Тишина в подъезде посуровела и начала давить. Ведь звёздный час наступил, а ничего не происходило. Ну просто ничегошеньки.
Первым не выдержал Пашка. Он выбрался из своей тьмы, потянулся с хрустом и подошёл к портрету, засмотревшись на новоявленный глаз, столь разительно отличающийся от общего стиля.
— Какого… — начал он, но взглянув на Лену, смутился, скомкал фразу и начал по-новому. — Я хотел сказать, что уже почти полчетвёртого, а я не сплю.
— Все мы не спим, — пробурчал Веня.
Коля молча ковырял носком ботинка трещину в цементном полу. Димка согнулся и сопел во тьме. Он то как раз успел уснуть.
— Ну, — Пашка присел перед Ленкиными коленями и уставился на гнома. — Давай, показывай, где тут твоя дорога. Скоро народ на работу попрётся. Тогда уж точняк ничё не выйдет.
— А что я, — завозмущался гном. — Как что, так сразу я. Ночь-то на дворе не гномья. Вот была бы гномья ночь, я бы вам такого наворотил. А сейчас ночь Путешествий и Путешественников. А я разве путешественник? Гномы, они по натуре не путешественники. Они — работяги. Вот.
— Что-то ты не похож на работягу, — скривился Пашка. — Сидишь, да стонешь. И мы из-за тебя не спим.
— А я вас звал? — обиделся гном. — Звал, что ли? Сами припёрлись меня провожать. Валите отсюда, вот что я вам скажу. Да. Так и скажу. Валите! Сам уйду. Никто мне не нужен. Я сказал!
— Ага, — скривился Пашка ещё больше, но Лена не дала ему продолжить.
— Всё, — девочка сцепила пальцы и выставила их перед гномом защитным редутом. — Хватит. Нам ещё только разбудить весь подъезд не доставало.
— Да пускай, — мотнул головой Пашка. — Хоть и разбудим. До утра всё равно хрен кто высунется. Так что мы, ништяк, в безопаске.
— Думать надо, — протянул Колька. — Чего-то мы ещё не сделали.
— У тебя башка большая, вот и думай, — Пашка уселся на место. — Ночь заканчивается. Через двадцать пять минут уже утро.
— А разве утро не в пять наступает? — удивился Веня.
— Дурак, — Пашка постучал по голове. — Историю учил? «Двадцать второго июня, в четыре часа утра, без объявления войны…»
Веня надулся от обиды. Кто бы его учил! Ведь Пашка — известный двоечник. Но против правды не
