В темноте невидно каменного потолка, но все равно Влад чувствовал, как нечто нависает над ним громадной глыбой… И все же не чувствовалось ни горечи, ни тоски, ни тяжести, как обычно. Кто его знает, почему. Может, потому, что хоть и приснился ему эпизод из молодости, хоть и называл он девушку во сне именем бывшей жены… Но приснилась совсем не она. Жанна волосы всегда в багряный цвет красила, а глаза у нее – серые, как сталь. А во сне… Во сне с ним была эльфийка.
19 июня (3 Синего), Замок Ормана.
Расстояние, которое на земле она бы преодолела за трое суток, птица пролетела за несколько часов. Илоа не устала. Она не чувствовала опасной близости Иситио и не догадывалась, что была на волосок от смерти. Она слышала внутри себя слова: «Предательница. Ты умрешь!» – но решила, что это отголоски той ненависти правителя горных эльфов, что она почувствовала в последний момент перед побегом.
Стены замка Ормана появились впереди, когда горизонт угасал бордовым цветом. Еще мгновение и станет темно. Сердце эльфийки забилось сильнее. Может, Желна успеет что-то сделать?
Зеленая птица начала медленно спускаться. Багровый отблеск заката раскрасил замок мага. Днем он мрачный и холодный, но на закате им невольно любуешься. Именно поэтому она любила возвращаться вечером. Замок стоял в посреди поля. Сивернее Аксельской гряды везде простиралась только степь да леса вокруг редких водоемов. Когда она родилась, замок уже возвышался именно в таком виде. Его охраняло три преграды. Первая магическая – не позволяющая пройти никому с враждебными намерениями. Потом река, несущая воды у стен замка, омывающая стены и вновь сливающаяся в один поток. Она уходила под землю на расстоянии перехода в один дагрун от его стен. Орман успокаивал: если какой-то сильный маг преодолеет первую преграду и приведет за собой войско, то чудища, живущие в реке, разорвут любого врага, но не причинят вреда друзьям. Но проверить его слова не представлялось возможным – никто уже много веков не нападал на замок. Орман специально отвел русло реки в сторону замка, чтобы создать вторую линию защиты, поэтому в отличие от естественных водоемов, вокруг этой реки деревья не росли никогда, и в отличие от других рек эта водная преграда имени не имела. За полосой воды – гигантские неприступные стены. Если бы живущие в древности великаны восстали, они бы убедились, что стены превышают самого высокого из них раза в три. А на дозорном пути крепости при желании могли разместиться все армии Флелана – настолько он широк. Высокие квадратные башни – по всей окружности примерно через десять полетов стрелы каждая – смотрели в мир узкими окошками бойниц. Разрушить такое строение не представлялось возможным. Илоа часто думала, что такой замок могли построить лишь до апокалипсиса – сейчас не хватило бы мастерства.
Через реку перекинули два моста. Один с сиверной стороны – настолько широкий, чтобы могло проехать три повозки в ряд. Другой, со стороны Юджина, узкий – для небольшого конного отряда или пеших людей. Илоа же всегда преодолевала стену по воздуху. Лишь немногие рикмасы – наполовину летучие мыши – могли похвастаться, что видели замок сверху. Они стояли на дозорном пути, завернувшись в кожистые крылья. При виде дочери Долуана, даже не сдвинулись с места. Только блестели красными глазами и легонько шевелили треугольными ушами.
Как только Илоа перелетела стену замок резко преобразился. Сверху открывался уже не мрачная крепость, а сказочно-прекрасный дворец. Птица опустилась на площадь перед воротами и тут же взметнулась в небо. Сразу за юджиновыми воротами большая площадь – не меньше пяти полетов стрелы в любую сторону. В центре – огромный фонтан, похожий на вазу с воздушным десертом, потому что струи его не били вверх, а клубились, как плотные облака – не жидкость, не воздух, а что-то особенное. В темноте «десерт» излучал желтоватый свет. Так выглядит расплавленное золото, но, пожалуй, в фонтане свет мягче и приятнее. Неприступные башни отсюда не видны. Вернее их затмевают другие – изящные жилые дома, с довольно большими окнами-витражами – здесь живут рикмасы. Нигде во Флелане больше не найдешь их поселений.
Илоа знала, что рикмасы одни из первых и любимых творений Ланселота. Даже с присущим ей снобизмом эльфов, она признавала, что во Флелане не встретишь другой расы, в которой бы в такой степени проявилась толерантность и доброта, верность и справедливость. Может быть, это произошло потому, что их создали настолько разными, что это обусловило необходимость уважать отличия друг друга. Кроме того, рикмасы получились очень живучими, они лучше всех пережили нашествие синих. Орман, начав объединение Флелана, первым делом обратился к рикмасам. Те приняли власть Ормана безоговорочно. Эльфы называли рикмасов по тому животному, часть которого в них присутствовала, например, Тигры или Зебры. Илоа восхищалась тем, что рикмасы не искали себя, придя в мир. Они не выбирали, кем стать, потому что внешний вид у них определял деятельность, которой они занимались. Например, Ящеры, Вороны, Кони, Барсы и некоторые другие всегда становились воинами. Крысы, Зебры, Кошки и Лебеди воспитывали молодняк. Собаки, Лисы, Шакалы и Белки занимались различными ремеслами. Были среди них и рожденные учителями или музыкантами и поэтами. Иногда Илоа казалось, что это так прекрасно – знать, для чего ты рожден. Рикмасы создавали семьи независимо от своего вида. Самой красивой парой она считала Рыцаря Логода (Ворона), взявшего в жены девушку Лебедя.
Орман не раз объяснял, что рикмасы-воины отличаются несколькими качествами, которые очень важны в ходе битвы: сильны, выносливы, преданны, сообразительны. Вот почему, в армии Ормана они занимают ключевые посты.
Дома этих необычных существ стояли справа и слева на площади, словно указывая направление главному зрелищу – дворцу мага. Оттуда не слышалось ни звука – рикмасы, свободные от военной службы, укладывались спать рано, вместе с детьми.
Дворец переливался разноцветными огнями где-то в вышине, может, лишь чуть ниже охранных башен. Широкая лестница с множеством ступеней вела к распахнутым и днем, и ночью огромным дверям. Ступени разделили вертикальными клумбами, отчего казалось, что во дворец ведет семь чередующихся дорожек: четыре каменных и три светящихся: зеленое, синее, красное, желтое и оранжевое пламя сливалось вместе – маг очень любил огненные цветы. Такое великолепие нисколько не слепило. Цвета располагались гармонично, плавно перетекая один в другой. Днем огненные цветы гасли, но распускались другие – так же продуманно посаженные и к тому же издающие волшебный аромат. Но как бы ни светили огненные цветы – дворец в высоте сверкал еще ярче.
Илоа легко преодолела множество ступеней – в замке Ормана невозможно устать – и ступила в залитый голубовато-серебристым огнем мраморный холл. Зеленая птица мягко опустилась на плечо, но Илоа прикоснулась к ее лапкам:
– Отпускаю до утра! Перья обдали лицо прохладным воздухом – и птица исчезла за дверями.
Мрамор в холле тоже положили особенный. В его узорах – серо-голубых на белом фоне – можно не разглядеть ничего кроме разводов, а можно остановиться и стать свидетелем завораживающих сцен из своей жизни или из прошлого и настоящего Флелана. В детстве ради этого мрамора Илоа сопровождала отца в деловых поездках к магу. Она не задержалась – помчалась вверх.
Лестница всегда разная. Внешний вид не меняется: широкая, устланная дорогими вишневыми коврами – белый мрамор оттенял благородный цвет; изящные витые решетки, поддерживающие перила из благородного дерева Калерво, предохраняли от падения, если кто-то подойдет к краю – все это не изменялось на лестнице, сколько бы десятилетий ни минуло. Но вот ее длина… никогда не знаешь – окончится лестница через пять посохов или будет долго водить тебя по замку, причудливо сворачиваясь змеей, выпрямляясь, как кипарис, спускаясь и опять поднимаясь… Лестница могла издеваться долго – пока ей не надоест играть. Тогда она выводила именно к тому месту, куда ты направлялся. А иногда к тому, куда мечтал отправиться, но сдерживал себя… Сегодня лестница особенно хотела играть. Может, потому, что в замке непривычно стихло – лестница давно никого не водила и теперь обрадовалась Илоа. Но прежде чем эльфийка почувствовала раздражение, ее все же отпустили в коридор, ведущий к тронному залу.
Она вслушивалась до боли в ушах, но по-прежнему в замке стояла тишина. «Неужели уже так поздно? Как бы то ни было, Орман должен бодрствовать. Он иногда ночи напролет не ложится. А если не спит он, с