Ульгена луна.
— Будь как дома, Таня. Раздевайся.
Эти его слова она встретила без удивления. Разве не за этим они сюда приехали? Только вот при свете раздеваться она не привыкла. Лихарев понял, щелкнул выключателем, остался гореть только торшер в спальне. Так гораздо лучше.
Лихарев наблюдал. Он активизировал самое яркое, до сих пор волнующее ее воспоминание. Были и другие, но почти стерлись со временем, а это горело у нее в коре и подкорке, будто озерце вулканической лавы среди холодных скал.
Татьяна резким движением стянула через голову свитер, бросила на пол. Дрожащими пальцами, не сразу попадая в петли, расстегнула боковые пуговицы на поясе брюк. И их на пол, и все остальное.
Валентин неторопливо осмотрел напряженное тело с головы до ног. Нет, действительно хороша девчонка.
— Иди…
Она пошла к занимающей две трети спальни деревянной кровати. Присела на край, сжав колени.
— Чего ты ждешь, ложись!
Необычно медленно девушка откинулась на спину, вытянула ноги, вопросительно посмотрела на Лихарева из-под ресниц, как бы собираясь спросить: «А ты чего ждешь?»
И тут же заснула. Мгновенно, быстрее, чем больной на столе под наркозной маской.
Валентин присел рядом, произнес еще несколько углубляющих транс и растормаживающих подсознание формул, после чего пристроил у изголовья такой же, как у всех координаторов, портсигар- универсал. И ушел в гостиную, любоваться пейзажем с балкона, допивать вино и курить сигару.
Через полчаса программа в виде сотен тысяч импульсов распределилась в лобных и височных долях Татьяны, ретикулярной формации, гиппокампе[87]. Теперь им нужно время до утра, чтобы там «прижиться» и начать действовать.
— Таня, вставай!
Она, как новобранец на подъеме, вскинулась, села на постели, не открывая глаз.
— Вставай, — повторил Лихарев.
Татьяна встала. Абсолютно не стыдясь своей наготы перед чужим человеком, далее не задумываясь, одна она в комнате или рядом есть кто-то еще, вышла в гостиную. Полуприсев, собрала с пола свою одежду. Валентин тщательно проверил, чтобы ни чулок, ни брошка не оказались забыты. Не было ее в этом номере, и не могло быть никогда…
Выглянул в коридор. Никого. Время позднее, постояльцы приличные, желающих в пьяном виде с песнями бродить по этажам не имеется.
Открыл дверь напротив, вернулся, слегка подтолкнул девушку, пребывающую в глубоко заторможенном состоянии. После этого она с охапкой скомканных вещей перепорхнула холл.
Валентин вошел следом, щелкнул внутренней задвижкой.
А Татьяна так и стояла в прихожей своего люкса, не понимая, где она, и что делать дальше.
— Таня, разложи все, как обычно, приготовься ко сну, тоже, как всегда, и ложись.
Она послушно исполнила приказ.
В ванной почистила зубы, оставив на подзеркальнике щетку и тюбик, чем-то намазала лицо и шею, распустила волосы. Достала из походной сумки ночную рубашку, легла, подтянув одеяло к подбородку.
Валентин погасил свет, стал у приоткрытого окна, снова закурил. Теперь взятую из Татьяниной пачки сигарету. Даже запах чужого дыма в таком деле неуместен.
Ах, вот еще необходимый штрих. В кармане сумки у Татьяны имелась маленькая, грамм на полтораста серебряная фляжка с дарственной гравировкой. Внутри — виски. Привыкли девочки-гидессы снимать стрессы от своего нелегкого труда.
Лихарев приложил горлышко к ее губам, помог сделать два глотка. Поставил фляжку на тумбочку, рядом с ней пепельницу, в которой раздавил не свою сигарету.
Теперь, кажется, все.
Осталось посмотреть, как приживается программа.
Минут через десять Татьяна начала проявлять беспокойство. Ворочаться в постели, что-то бормотать, постанывать и вздыхать. Перевернулась на спину, отбросив одеяло, потом снова на бок, поджав колени к животу. Что-то ей снилось тревожное, может быть — пугающее.
В комнате было прохладно, Валентин укрыл ее, даже подоткнул одеяло с краев. Пошептал на ухо успокаивающие слова.
Слегка пригревшись, девушка успокоилась, а потом заволновалась снова. И совсем по-другому.
Ляхову раньше не приходилось видеть, как девичьи эротические сны проявляются во внешнем поведении. Да не очень и хотелось. Не его стиль.
Главное, все пошло по схеме. Приятной ночи, милая.
С утра все у них началось, как договаривались, согласно записанному в путевом листе. Однако Валентин, специально наблюдая, видел, что Татьяна по возможности избегает на него смотреть. Конечно, если программа сработала, она сейчас мучительно пытается понять, сон то был или нечто другое?
Так они и закончили свое путешествие, никак не коснувщись волнующего ее вопроса. Попрощались у входа в Цветник, Лихарев вручил ей сувенир (дорогой по меркам их конторы перстенек из чистого серебра с китайской яшмой), опять приложился к ручке, сказал, что заглянет на днях, обсудит, куда еще можно съездить. Да так и не появился больше, хотя Татьяна продолжала ждать до самого конца его отведенного на КМВ отпуска.
В успокоение себе вообразила, что есть у него жена или невеста (вот удивительно, в разговорах этой темы они ни разу не коснулись) и столь он высоких нравственных правил, что мысль о курортной интрижке для него недопустима. Вот только тоска и обида опять заливали грудь. Особенно в одинокие, часто бессонные ночи.
Валентин, чтобы убедиться в доброкачественности программы, несколько раз встретился с Татьяной лицом к лицу на улицах, но она его не узнала. Так и было задумано, и все же стало немного грустно. На короткое время затея показалась никчемной, бессмысленной, и тут же он убедил себя, что именно так надо. Ей лично никакого вреда не будет, лжеличность в сознании надежно блокирована, до тех пор, пока не настанет момент…
Однако дальше дела пошли совсем не так, как он рассчитывал.
Момент прибытия спецгруппы из Москвы Лихарев вычислил точно, причем убедился, что Тарханов приехал на сутки раньше, чем требовал от него приказ, и поселился с напарником в той самой гостинице, где размещалалось турагентство Татьяны. Это было чрезвычайно удобно. Валентин позвонил ей по телефону и, задав вполне невинный вопрос о работе от имени неизвестного клиента, кодированным сигналом велел приготовиться. К чему — неважно. Главное — чтобы матрица активизировалась и ждала команды к немедленному действию.
Лихарев лично отследил все перемещения Тарханова по городу, его заходы в винные подвальчики и на открытые веранды, умело проследовал за ним до самой маштаковской дачи под Машуком, сообразил, что именно полковник там высматривал, и сопроводил обратно, до самого «Бристоля».
Тут и подал Татьяне команду на выход. Она спокойно, не совсем понимая для чего, высиживала на рабочем месте, перебирая письма, отношения, заявки, подшивая папки с маршрутными листами, хотя шел уже одиннадцатый час. Буфетчица с этажа забегала, принесла кофе по доброте душевной, спросила, что ж за неотложные дела такие, а Татьяна только отмахивалась. Надо и все!
Вдруг поняла, что на сегодня хватит, заперла шкафы и сейф, медленно спустилась по широкой лестнице.
Швейцар предупредительно оттянул за сияющую медную ручку дверь, покрытую резьбой в виде виноградных кистей и листьев.
— Доброго вечера вам, Татьяна Юрьевна, — приложил два пальца к фирменной каскетке.
— И вам всего, Илья Максимович…
После кабинета, пропахшего посетителями, душистый ночной воздух хлынул в легкие так, что голова закружилась.
