будущего?
Макаров поежился. "Ну, началось!" - подумал он с некоторым раздражением. Сегодня Фимка загнул уж слишком замысловато. Что ни говори, а факт остается фактом - при длительном потреблении произведений современников, способность выражать свои мысли на нормальном литературном русском языке значительно снижается. Еще несколько лет тому назад Макаров советовал Фимке, в качестве прививки, перечитывать книги Тургенева или Чехова, но тот так и не смог побороть свою страсть к новинкам книжного рынка.
- И что тебя потрясло на этот раз? - спросил Макаров, приготовившись получить очередную порцию заслуженной похвалы.
- Я восхищен твоей прозорливостью, господин писатель! Как ты это проделываешь, я не знаю и, боюсь, что это останется для меня секретом, но засвидетельствовать свое почтение я обязан!
- Да в чем дело? Объясни по-человечески.
- А? - удивился Фимка. - Так ты еще ничего не знаешь! Вот это номер! Разве в "новостях" не сообщали? Не смотрел, что ли? Мне казалось, что ты следишь за текущими событиями.
- Далеко не всегда...
- Сегодня вечером я обнаружил в своей электронной почте крайне интересное сообщение. Оказалось, что группа террористов захватила заместителя министра финансов. Он приехал в Департамент по содержанию жилищного фонда на переговоры то ли о долгосрочных кредитах, то ли о инвестициях, о чем конкретно - не сообщается. А его уже поджидали. Заговорщики отключили лифты и опустили противопожарные щиты, так что Департамент оказался в их руках. Вместе с заместителем министра, естественно! Сейчас идут переговоры.
- И кто тебе его прислал?
- Сообщение пришло из Неформального объединения графоманов. Там знают, что меня интересует подобные происшествия. Они не ошиблись! Я как услышал о требованиях, которые выдвигают террористы - обеспечение свободы научного поиска и привлечение ученых экспертов при принятии важных политических решений - сразу вспомнил о твоей книге "Запрещенная физика". Один к одному, удивительно, честное слово! Как тебе удалось описать все заранее?
- Неприятно, если многочисленные придуманные мной ужасы и в самом деле начнут сбываться, - проворчал Макаров. - Собственно, я писал о появлении кровожадных инстинктов у ученых только для того, чтобы предупредить своих читателей о крайне маловероятном и нежелательном развитии событий, не более того. Мне не хочется дожить до того дня, когда интеллектуальная деятельность будет и в самом деле запрещена.
- Так ты ничего не слышал о теракте?
- Нет.
- Выходит, я правильно сделал, что позвонил тебе. Будь готов к визиту парней из службы безопасности. У них наверняка будут к тебе вопросы. Советую включить телевизор и следить за развитием событий. Будет неприятно, если тебя каким-то образом привяжут к этой истории. Ты не хуже меня знаешь, что сотрудники службы безопасности не любят, когда литераторы предсказывают кризисные события. Их это бесит!
Пять лет тому назад Макаров действительно написал книгу "Запрещенная физика", в которой предсказывал высокую вероятность возникновения терроризма высоколобых, если однажды, по недомыслию властей, свобода научного поиска будет ограничена или запрещена вовсе. Впрочем, совершенно невозможно представить, что в настоящее время такое возможно. Слава Богу, до прямых запретов заниматься фундаментальной наукой дело не дошло. И не дойдет, надо полагать. Главное, открыт предохранительный клапан - обиженные и неудовлетворенные могут перебраться для продолжения своих занятий на Запад. Дверца приоткрыта, катитесь колбаской. Спрашивается, о каком высоколобом терроризме может идти речь в таких условиях? Наоборот, есть все основания предполагать, что наше славное государство давно научилось делать деньги на уплывающих из страны мозгах.
- Ситуация изменилась, сейчас ученым не до терроризма, - сказал Макаров.
- Теоретик. Лучше следи за новостями. И не говори, что я тебя не предупреждал, - сказал Фимка взволнованно и повесил трубку.
История о внезапном и беспричинном захвате высокопоставленного заложника заинтересовала Макарова. Неплохо было бы узнать, какие силы за всем этим стоят. Он включил телевизор, но, к его разочарованию, в ночных новостях о происшествии в Департаменте не было сказано ни слова.
Макарову показалось, что работу над текстом о Викторе Кларкове можно отложить до лучших времен, а пока заняться более актуальным сюжетом. В этом был свой резон, терроризм - тема перспективная. При правильной работе с материалом можно сделать вполне приличный текст, не лишенный драматизма и философского содержания. Новый журнализм, однако! Поэзия сухих фактов. Собственно, по другому Макаров писать не умел. Природа наделила его способностью отыскивать в самой простой истории фантастические сюжетные ходы и нетривиальные философские проблемы, и он умело пользовался своим даром.
Макарову, естественно, указывали, что его книги "слишком умные". Сам он считал такие оценки похвалой и утверждал, что его тексты - своеобразный способ познания мира, отличный от научного или религиозного, но в чем-то равный им, пусть в своей ограниченной области, но все-таки равный... Кстати, подобное мнение неоднократно высказывал и литературный критик Константин Егорович Корабельников, с которым Макаров старался регулярно общаться и к чьему мнению прислушивался. Корабельников называл книги Макарова "естественным результатом мудрствования лукавого". Макаров с этим мнением был абсолютно согласен.
- Почему вас так интересует мое мнение? - спросил однажды Корабельников. - Вы думаете, за последние полгода оно могло существенно измениться? Уверяю вас, пустые хлопоты. Ваши литературные возможности, равно как и пристрастия, прекрасно мне известны. Сомневаюсь, что очередное произведение спсобно изменить мои взгляды на ваше творчество. Я прочитал ваше последнее сочинение и не обнаружил в нем ничего нового. Все так же неожиданно, все так же захватывающе, все так же далеко от настоящей литературы. Это все, что я могу сказать.
- Спасибо за лестный отзыв. Мы слишком по-разному понимаем задачи литературы. И это прекрасно! Литература тем и отличается от прочих занятий, что абсолютных оценок здесь не бывает: одним нравится поп, другим - попадья, а третьим и вовсе - поповна. Так уж устроены люди. Вот почему для меня так важна ваша оценка.
- Нет, нет, существуют устоявшиеся критерии, незыблемые принципы...
- А вот мы возьмем и нарушим их, - усмехался в ответ Макаров.
Что ни говори, а беседы с Корабельниковым доставляли ему истинное удовольствие. Практика практикой, но теорией пренебрегать не следовало. Всегда полезно знать, как оценивают твои старания профессионалы. Нужда в такой оценке была весьма велика.
В последнее время Макаров чувствовал странную зависимость от собственных сочинений. И в этом было что-то неправильное. Дурацкий мозговой ступор последних дней был самым ярким тому подтверждением. Он не сомневался, что высокая степень концентрации на собственном творчестве - чувство во всех отношениях похвальное. Макарову нравилось ощущать подчиненность собственному тексту, поскольку это парадоксальным образом придавало его работе дополнительную ценность. Не литературную, а жизненную. Ему доставляло огромное удовольствие замечать, как собственный текст меняет его представления об окружающем мире. Но с другой стороны, наверное, в этом было что-то неправильное. Сам Макаров не мог решить, хорошо это или плохо. Впрочем, каков бы ни был ответ, свои методы работы Макаров менять не собирался.
Не прошло и получаса, как Фимка позвонил снова.
- Не спишь еще? Извини, но мне нужно поговорить с тобой.
- Все в порядке, говори.
- Признаться, меня чрезвычайно заинтересовала история с захватом заложников в Департаменте.