гальки, а палубы скрывала маскировочная сеть, прячущая их обводы.
Бараки, понял Эдди, для рабочих.
И еще не додумав мысль до конца, поправил себя. Это не рабочие. Это рабы, вынужденные вести горные разработки в самых плачевных условиях, какие только можно вообразить.
На земле всего несколько достаточно ценных вещей, чтобы пробудить такую ненасытную алчность. И инстинктивно понял, о чем идет речь, — о золоте.
Курс геологии Эдди посещал даже более чем давно, но помнил достаточно, чтобы понять, что кто-то нашел в склоне холма золотую жилу. Гидропульты кинетической энергией воды разрыхляют породу, чтобы направить полученную суспензию на промывку в желобах. Далее обогащенную породу запускают в центробежный сепаратор, чтобы отделить более легкий шлам. А на конечном этапе то, что собралось на дне центрифуги, растворяют в ртути. Ртуть, собравшую все микрочастицы золота, затем выпаривают, оставляя лишь чистое расплавленное золото.
В большинстве современных плавильных производств пары ртути захватывают, конденсируют и используют повторно в закрытых системах, избавляющих рабочих от контакта со смертельно ядовитым металлом. Судя по прискорбному состоянию людей на склоне, бедолаги в плавильном цехе подвергаются воздействию чудовищных количеств ртутных паров — одного из самых опасных токсинов на свете.
Эти несколько секунд оценки были для Эдди последними, когда он был избавлен от измывательств поработителей. Ему и остальным, приехавшим на змее из Шанхая, приказали построиться в шеренгу Индонезийский охранник застегнул у него на шее цепочку с идентификационным номером. Другой охранник записал номер в гроссбух, и их группу повели к одному из ржавых лайнеров. Там развели по необогреваемым каютам. Хотя судно и раньше не было роскошным ни по каким стандартам, сейчас койки в каютах были набиты так плотно, что десятеро занимали комнату, предназначавшуюся для двоих. По запаху было ясно, что корабельная канализация давно не действует, и даже здесь, в глубине судна, Эдди видел вырывающийся изо рта пар. На каждой койке лежало единственное покрытое коростой грязи одеяло, а сырые насквозь матрасы поросли плесенью. Просушиться рабочим было попросту негде, так что после смены они просто валились в койки как были — мокрыми и покрытыми грязью.
Охранник подтолкнул его. Ему и остальным показали, где их будут кормить. Раньше здесь была столовая круизного лайнера. Теперь всю мебель убрали, декор со стен ободрали. Свои скудные пайки рабочие поглощали, сидя прямо на голом металлическом полу. Группе приказали выстроиться в очередь, и каждый взял металлическую миску из грязной груды, сваленной на полу. Китаец с рукой на перевязи здоровой рукой плюхал в каждую миску по горсти риса. Вслед за ним другой покалеченный рабочий наливал розовато-серую жижу из громадного котла.
Месиво, хранившее разве что память о тепле, почти не годилось в пищу человеку. Позже Эдди узнал, что хозяева шахты посылали пару рыболовецких судов тралить море. Все попадавшее в сети, без исключения, отправляли в гигантский измельчитель, где превращали в фарш и разбавляли.
Через пять минут после того, как Эдди устроился на полу, чтобы впихнуть в себя тошнотворную кашу, их охранник, вскинув автомат, заорал:
— Встать!
Понимая, что силы надо поддерживать, Эдди слил остатки жижи из миски в рот, заглатывая тухлое месиво вперемешку с собственной желчью. Кусочки рыбьей чешуи оцарапали горло.
— Вас покормили сейчас, потому что вы только что прибыли, — продолжал охранник. — Отныне вы будете получать пищу только в конце смены.
Всех снова вывели на улицу. И тут Эдди впервые обратил внимание на ветер — неустанный бриз с моря, пронизывающий до костей сквозь тонкую одежонку. А заодно несущий частицы пепла — скорее всего, вулканического, что подтверждает предположение, что их доставили на полуостров Камчатка. Им приказали приступать к переноске ведер вверх по склону, и, начиная первое из сотен мучительных восхождений в тот день, Эдди похлопал себя по толстой части бедра, куда док Хаксли имплантировала радиомаяк.
Хоть «Орегон» и далеко, Эдди знал, что он не один. Пройдет день, от силы два, а потом Хуан высадит десант, и кошмар закончится, толком не начавшись.
В ту ночь ему выдался шанс переговорить с людьми, расквартированными вместе с ним. Электричества не было, и изнуренные рабочие шепотом переговаривались во тьме. Все они рассказывали сходные истории о том, как их тайком вывезли из Китая в качестве нелегальных эмигрантов в грузовых контейнерах. Они заплатили змееголовам за доставку в Японию, но когда контейнеры распечатали, они обнаружили себя здесь.
— И давно вы здесь? — спросил Эдди.
— Вечность, — отозвался бестелесный голос.
— А серьезно, сколько?
— Четыре месяца, — ответил тот же человек, ерзая во тьме, чтобы найти на своем матрасе менее сырое местечко. — Но прииск работает куда дольше. Может быть, годы.
— А кто-нибудь пробовал бежать?
— Куда? — ответил другой голос. — Уплыть мы не можем. Вода слишком холодна, а когда возвращаются рыбачьи суда, их охраняют слишком хорошо. Горы ты видел. Даже если пробраться мимо охраны, чего еще никому не удавалось, там и дня не протянуть.
— Мы им принадлежим, — заметил третий. — С момента, когда мы сказали, что хотим покинуть Китай, мы принадлежим им. И какая разница, ухайдокаемся мы до смерти тут, на текстильной фабрике дома или в подпольном цехе в Нью-Йорке? Вот что боги заготовили для нас, для всех китайских крестьян. Мы трудимся, а потом умираем. Я здесь десять месяцев. Больше никого, кто был в этой комнате, когда меня привезли сюда, уже нет. Валяй вперед со своими мечтами о побеге, мой друг. В конце только один выход — и это смерть.
Эдди не знал, стоит ли им говорить, кто он на самом деле. Насколько он мог разглядеть, когда люди один за другим шаркали в каюту, все они пребывают в ужасном состоянии, так что вряд ли надзиратели внедрили в их ряды информаторов. Однако нельзя исключать, что кто-нибудь может выдать его за лишнюю пайку или сухое одеяло. Как ни хотелось ему дать этим несчастным душам проблеск надежды, это противоречило годам его учебы и опыту работы. В конце концов он позволил усталости взять верх над сыростью постели и болью, тугими узлами вспыхивающей по всему телу. Двое из его товарищей по каюте ночью кашляли и харкали. Пневмония или что-нибудь похуже. Он понимал, что пагубные условия и скудное питание наверняка способствуют распространению болезней, уже бесчинствующих на разработках.
Лишь на третий день изнурительного труда, мучительного холода и постоянной сырости, от которых кожа побелела и сморщилась, Эдди начал понимать, что помощь может подзадержаться с прибытием. Хуан наверняка мог хотя бы отправить кого-нибудь в Россию, чтобы нанять вертолет и провести разведку. Но никто не прилетал. И Эдди трудился вместе с остальными, бездумно таская грязь вниз по склону, будто муравей, просто действующий согласно инстинктам.
Он уже лишился ботинок и всякий раз, когда вдыхал, чувствовал легкое дребезжание в глубине легких. На первых порах он был в куда лучшей форме, чем остальные, но его организм привык к регулярному питанию и отдыху, в отличие от крестьян, которые всю жизнь балансировали на грани голода и не видели ничего, кроме тяжелого труда. Двое из его каюты уже погибли. Одного погребло лавиной, а другого стражник избил настолько жестоко, что перед смертью у него кровь выступила из ушей и глаз.
На пятый день, со спиной, саднящей после зверского, ничем не заслуженного бичевания, Эдди Сэн понял две вещи. Первое — что импульсный передатчик в ноге отказал, а второе — что ему придется умереть на этом богом забытом берегу.
Утром шестого дня, когда рабочих бригады выгоняли в предрассветный сумрак, в заливе показался огромный корабль. Эдди помешкал на мостках, ведущих на берег, разглядев, что это плавучий сухой док, но по ошибке решил, что это «Маус», а не его близнец. Даже издали смрад, исходящий от черного левиафана, просто-таки ошеломлял, а вокруг отверстий кружили тучи чаек, подхватывающих отходы человеческой жизнедеятельности, вытекающие изнутри.
Когда стражник ткнул его палкой в почки, подталкивая вперед, Эдди уже понял, что это рабовладельческий корабль, битком набитый рабочими на смену умершим и ослабевшим настолько, что не могут подняться с койки, как бы их ни избивали. Сколько сотен или тысяч уже погибли, задумался он, уступая место все новым мигрантам, тешившим себя надеждами, что купили билет на свободу?
