тарелками к излюбленному столику (у окна, а если усесться спиной ко всем, создается иллюзия, что вокруг никого нет). Дальше: наушники в уши, запуск плеера в телефоне, ложку в руку — и жизнь прекрасна!
На финальных тактах «Epic Score — I Still Have a Soul» к ней подсели. Вероника выпрямилась над опустошенными тарелками и гневно взглянула на нарушителя покоя и трапезы. Вытащила одно «ушко».
— Я… извиниться хотел, — тот самый шалопай со скульптурного, какой-то весь помятый, смотрел на нее глазами бездомного котенка.
— Просто исчезни, — махнула рукой Вероника.
— Ок… А ты… Телефончик не дашь свой? — шалопай захлопал ресницами.
— Исчезни! — повысила голос девушка.
Парень замешкался, пришлось замахнуться в его сторону бутылкой воды.
«Все, прочь из этого дурдома! Домой, в Восхождение!», — никакие предчувствия не могли больше удерживать Веронику в стенах училища.
Удар! Еще удар! Пространство вокруг «куклы» пестрело насмешливыми системными сообщениями.
Костяшки пальцев болели. Стучи она по деревяшке в реальной жизни, кожа уже была бы содрана до крови.
Промахи и неудачи не останавливали Хэйт. Она, как одержимая, избивала пугало — тренировочную куклу, одно из сотни деревянных приспособлений, установленных на первом этаже Гильдии Воинов для отработки ударов оружием ближнего боя. Две сколоченные крест-накрест рейки, отполированные и увенчанные дешевеньким шлемом с опущенным забралом — так выглядела кукла.
И именно к ней она и стремилась с упорством, достойным лучшего применения: аналоги пугал в Гильдии Магов (интересно, почему не Мистиков, ляп переводчика?..) были магическими и воспринимали только удары, наносимые магией. Оно и понятно, никакая деревяшка не выдержит урона от огненного шара или тлена.
Дело было в удаче. Пассивное умение, с которым «рождались» гномы, в урезанном виде могло быть получено представителем любой расы и любого класса. Для этого нужно было нанести пять критических (магических, физических — без разницы) ударов подряд по цели равного уровня, однако эти пять ударов должны быть нанесены без влияния пассивных и активных умений, бонусов расы, местности, титулов и эквипа. Другими словами: вам должно было повезти. Пять раз подряд. И непременно — по равному противнику. Как вычислялось игрой «влияет — не влияет», девушке было абсолютно непонятно, и она не стремилась забивать себе голову такими сложностями.
Хэйт казалось очевидным, что наилучший выбор — это пугало, цель первого уровня, неактивная (сопротивления не оказывает, как ни избивай), неубиваемая (физическим оружием, кулаками — тем паче). Колоти, сколько влезет. Рано или поздно чудо свершится и пять чередующихся ударов окажутся критическими. Она не учла одного: с нулевыми показателями силы, ловкости и атаки ей и попасть-то по кукле было затруднительно.
Это был первый раз, когда девушка пожалела, что Восхождение — не стандартная игрушка, в которой можно оставить героя лупить автоатакой и уйти пить чай. Вернуться, проверить прогресс — и утопать дальше, заниматься домашними делами.
Здесь же каждый удар сопровождался болью в кистях рук, усталостью, солеными струйками пота, текущими по лицу.
Спустя восемь игровых часов, когда показатель сытости опасно приблизился к «красной зоне», а проклятия, мысленно исторгаемые Хэйт в адрес разработчиков, начали приобретать непечатные формы, раздалась трель-оповещение.
Новость была воспринята буднично, даже апатично. Ну повысилась, ну ловкость — дальше что? Чуточку быстрее бегать будет — вот и вся полезность в «поле». Не было для Хэйт открытием, что избиение куклой себя (пока — именно так, а не наоборот) даст в перспективе прирост силы, ловкости и живучести. Знала она и потолок: для мистиков по десять единиц надбавки к каждой характеристике. Живучесть — выгодно, утолщает, дополнительные очки здоровья никому не вредили; ловкость в ее случае — только крохотный бонус к скорости бега; сила — вообще бесполезная стата.
Порадовало, конечно, что мазать по кукле она стала значительно реже. Хэйт отошла на полшага от пугала, достала печеную картофелину, съела целиком. Запила водой, предусмотрительно набранной во флягу в прошлую «смену» в Обжорке. Прикинула свободное время: еще часа два до выхода в сторону трактира. Кивнула сама себе и продолжила сбивать кулаки.
Время от времени к близстоящим куклам подходили воины, опробовать новый прием. Поодаль пара ребят методично отрабатывала простые удары мечом по пугалу: видимо, разгоняли статы. У «физиков» предел от куклы был по пятьдесят единиц к трем значениям, и ряд специфичных надбавок. Вот только терпения мало кому хватало на полную программу: ни тебе героических побед, ни приключений, ни добычи завалящей, одна скукота.
В Обжорке она первым делом натолкала в рюкзак печеной картошки, несколько яблок, пару булочек. С одобрения и горячего содействия Сорхо: «Неужто помощница повара будет голодать? Да ни за что, пока я жив!» — порыв которого Хэйт оценила, не каждый бы так отреагировал. Съестное она собирала попроще, долгого хранения, без каких-либо бонусов, лишь бы голод не терзал. Брать дорогую, «именную» еду, приготовленную Сорхо, девушке не позволяла совесть: для примера, одна порция рагу, которым ее потчевал трактирщик в первый день, стоила десять серебряных.
С началом тренировок в Гильдии игра для Хэйт словно переключилась в более скоростной режим: бить-бить-бить и бить куклу, затем — к мойке, двенадцать игровых в трактире, обратно к кукле. И так — безостановочно. Вместо перерыва — пробежка от одного здания к другому. Картофелина, глоток воды, кукла. Сотни перемытых тарелок.
Хэйт-Вероника не спала тридцать шесть часов реального времени. Четыре из них она провела в училище и дороге туда-обратно, остальные тридцать два — в Восхождении. Восемь игровых суток. Восемь оплаченных визитов в Гильдию Воинов и восемь же смен в Обжорке. Выносливость поднялась еще на четыре пункта. Все возможные надбавки к статам в тренировочном зале были получены, но пяти критов подряд она так и не сумела нанести.
Предупредив Сорхо, чтобы в ближайшие дни он ее не ждал, девушка вывалилась из виртуальности. Отсыпаться.
Очнулась она только в полдень воскресенья, совершенно разбитая и голодная, как медведь после зимней спячки. Зеркало, мимо которого Вероника медленно, по стеночке, пробиралась в сторону кухни, отобразило такую физиономию, что краше в гроб кладут. Всклокоченное, помятое, осунувшееся существо не имело права быть ею! Апофеозом картины служили синяки под глазами, насыщенные, точно водянистой черной тушью начерченные.
— Нет, больше я так не зависаю, — скривившись, буркнула себе под нос девушка, продолжая свой путь к кофеварке. — Чтоб мне черти в аду двойную порцию огонька выдали, если я хоть раз таймер больше, чем на десять часов пребывания врублю!
Пока варился кофе, она разбила над сковородкой пять яиц, нашинковала огурцов и редиски на
