По-видимому, камнерез (или несколько мастеров этого рода) затратил немало времени и усилий, чтобы создать подобное и исполнить жутковатую задачу.
— Красиво, правда? — сказал голос за ее спиной, и, обернувшись, мисс Пибоди увидела говорившего.
Профиль ее собеседника напоминал лягушку или же жабу, словно он принадлежал к обитателям находившегося неподалеку Иннсмута. Вот только Иннсмута давно уже не было…
Вся дрожа, мисс Пибоди развернулась и пошла прочь как можно более быстрым шагом, а кончик зонтика подскакивал на камнях мостовой, словно испуганный кролик.
С наступлением сумерек миссис Шарлотта Кармоди устроилась в кресле рядом с окном, из которого открывался наилучший вид на улицу. Ветер продолжал дуть с той же силой, и от стекла ощутимо тянуло прохладой. Ярко пылал камин, однако ее знобило — пришлось подняться и надеть свитер. По правде говоря, озноб не отпускал с того самого мига, когда на прошлой неделе на ее глазах гроб с телом Рассела Кармоди, ее сына, опустился в могильную яму на Старом Детшилском кладбище. Воспоминание заставило бедную женщину вздрогнуть. Миссис Кармоди вынула платок и приложила его к опухшим от слез красным векам.
В доме царил холод — такой же, как в ее душе. Ну почему она выбрала такую мрачную мебель? Надо сменить ее на что-нибудь более приятное для глаза — и более яркое. Рассел, бедняжка, лежит в своей могилке один-одинешенек… И она сидит здесь — тоже одна… А впереди ждут такие же пустые годы — без Рассела. Ведь она еще молода и проживет долго, очень, очень долго…
А сейчас на улице уже совсем стемнело, и люди начали приглашать в дома поздравляющих с Хеллоуином. Она сердито поджала губы. Ну да, ну да. Все такие добрые и милые — как на подбор. Легко же нынче купить по дешевке дружбу соседей — всего-то выдашь пару пригоршней карамелек, и дело в шляпе! Вот уж действительно, «откупись, а то заколдую!». Сплошной шантаж! Кстати, в ее детстве никто и не думал так баловать маленьких визитеров! Маскарадный костюм надел — и вперед, гуляй туда-сюда по улице. Но безо всякого попрошайничества! А нынешние дети — фу. Избалованные, капризные, фу. Вот, кстати, давеча залезли в сад и потоптали розы — мячик, видите ли, нужно им было достать! И на подъездную дорожку на велосипедах заруливали — как на свою собственную! «Ах, мама, ну что в этом такого?» Рассел любил возражать на ее замечания… Но Рассел был готов позволить этим негодникам слишком многое. А ведь права нужно отстаивать, не правда ли? Поэтому миссис Кармоди то и дело высовывалась и свирепо кричала: «Если вы сейчас же не уберетесь из моего сада, я вызову полицию!» И вызвала бы, будьте покойны. Пусть бы они только попробовали обозвать ее «старой злюкой».
Так что свет над крыльцом она сегодня включать не собиралась — еще чего. Ни разу миссис Кармоди этого не делала и не собиралась делать исключение для этого Хеллоуина. Дети с ее улицы прекрасно это знали — попробовали бы маленькие поганцы позвонить в дверь! Она бы им ни за что не открыла! Потом она увидела медленно ползущую вниз по улице машину, авто остановилось, оттуда выбралась мамаша с маленькими детьми — совсем крошками, если уж на то пошло, — и стала терпеливо ждать, пока чада обзванивали двери и возвращались к машине с полными руками сладостей. А потом появилась еще одна — та вела детей за руки и то и дело нагибалась, поправляя то шарф, то шапочку, то воротник: видимо, беспокоилась, не замерзли ли. Однако на детишках накручено было столько теплой одежды, что их костюмы скелетов гляделись весьма странно.
Ну что ж, подумала миссис Кармоди, улицы нынче стали совсем небезопасны — неудивительно, что родители не разрешают детям выходить одним после наступления темноты.
И тут с улицы, со стороны особняка покойного Элмера Хэррода, раздались неприлично громкие вопли. Кто бы это мог быть? Понятно, что не прежний хозяин дома, но кто?..
На улице окончательно стемнело, наступало время отхода ко сну. Пора отойти от окна и укрыться в задних комнатах дома: в ночь Хэллоуина она всегда выключала свет над порогом, чтобы настырные дети думали — хозяйки нет дома.
Она прошла на кухню, села за стол и принялась читать вечернюю газету. Однако кухня выходила на северную сторону, нынче вечером — наветренную, и миссис Кармоди вскоре озябла. Пришлось включить плиту — та давала хоть какое-то тепло. Она потерла замерзшие ладони над цветком газового пламени и тут же заметила — вены, фу, какие заметные…
А вот и первые — отвратительные! — пигментные пятна… Ах, старость, старость, как незаметно ты подкралась…
Она снова углубилась в чтение, и тут в дверь позвонили. Либо дверью ошиблись, либо на пороге стоит ребенок недавно переехавших сюда соседей — местные-то давно к ней не совались, зная ее репутацию. Однако в дверь все звонили и звонили, и тогда миссис Кармоди все же решилась подойти к креслу у окна и отодвинуть занавеску. На пороге топталась целая толпа ряженых, отягощенных пакетами с дареной карамелью. Дети, конечно, — хотя при них и более взрослые провожатые имелись. А предводительствовал честной компанией рыжеволосый мальчишка, в обычные дни разносивший газеты. Он, видно, почувствовал, что хозяйка стоит у окна и смотрит на улицу, потому что вдруг подпрыгнул и прокричал:
— Откупись, а то заколдую!
А потом подумал и вдруг добавил уже не столь традиционное и гораздо более мрачное:
— Слышь, откупайся! А то и вправду заколдую!
«Подумаешь, напугал, — мрачно сказала себе миссис Кармоди. — Все равно не открою. Можешь хоть всю ночь здесь простоять…». Ах, Рассел, Рассел, ты мне так нужен, где ты, сынок… И она снова заплакала и побрела обратно на кухню. От газеты ее оторвал стук в верхнюю раму высокого бокового окна. Удивленно вскинув глаза, она увидела огромную оранжевую голову с оскаленной огненной улыбкой.
Сердце сдавило острой болью, однако она быстро оправилась от испуга — «это всего лишь тыква, тыква со свечой внутри».
— Выходи, Шарлотта, — донесся до ее слуха тихий голос. — Выходи, мы знаем, что ты дома.
— А ну пошли прочь отсюда, паршивцы! — заверещала она. — А то полицию позову!
— Тише, тише, милая Шарлотта, — насмешливо пропел тот же голос.
И она услышала топот множества ножек — кто-то убегал прочь. Наступила полная тишина. Но продлилась она совсем недолго.
Мистер Вайскопф первым зажег свет над своим порогом. Старый Эмиль на славу украсил дом перед праздником: тыквы, кукурузные початки и шелуха на перилах, на окна наклеены черные кошки из бумаги, а над порогом раскачивается ведьма с моторчиком — помело так и вертится в воздухе со зловещим жужжанием. Эмиль прошел на кухню и вытащил из холодильника последний поднос с шоколадными домашними конфетами — он их весь день заботливо замешивал и разливал по формочкам.
Он осторожно притронулся к одной шоколадке — отлично, застыла и стала твердой. Эмиль уселся за кухонный стол и принялся заворачивать конфеты в дорогую на вид подарочную бумагу — он ее собирал весь год как раз для этого случая. Бумаги скопилось предостаточно, ибо старый Эмиль, как и его любимый Фюрер, очень любил сладкое.
На столе высились целые горы домашних шоколадок — как-никак, целый день он над ними трудился. Конечно, старик не испытывал ни малейшего желания попробовать свою стряпню — ибо прекрасно знал, что туда намешано. А намешаны туда были всякие штучки, любовно сохраняемые как раз для сегодняшнего праздника — и для здешней детворы. Использованные бритвы, толченое стекло, дохлые насекомые и крысиный помет — как раз для мелких засранцев!
А что? Они его, почитай, каждый день мучили! То орут, то пристают с глупостями! И почти ежедневно какой-то мальчишка — как жаль, что его так и не удалось поймать, а то бы Эмиль как пить дать оттаскал его за уши! — выворачивал боковое зеркало, так что старик не видел нагоняющие машины, а ведь это опасно! Очень опасно — особенно в зимние месяцы, когда заднее стекло зарастает коркой льда или запотевает! Пожалуй, вы скажете: ну сколько же можно, даже самый жестокий ребенок должен устать от столь однообразных проказ — но нет! Маленький паршивец продолжал делать свое маленькое черное дело! А однажды Эмиль и вовсе обнаружил, что зеркало разбито и сиротливо обвисло — словно бы кто-то специально расколотил его молотком. Хотя, скорее всего, его просто разбили мячом. А еще дети украли
