стены камер, с годами не ослабли. Сам того не зная, Эриан выбрал единственное место, откуда Кар не сможет уйти.
"И хорошо. Куда мне уходить?"
Он сел на пол, привалившись к холодной стене. Закрыл глаза. Ни злости, ни обиды -- лишь усталость да радость оттого, что не сделал непоправимого. Не убил Эриана в угоду отцу, как убил уже Гариона, как убил бы еще многих, не останови его кто-то, чья воля тверже воли Амона Сильнейшего. Случайность? Но кому, если не Кару знать, как направляемы случайности! С рождения и до сих пор все, что случалось с ним, было волей отца. Теперь, впервые, он столкнулся с иной волей. Аггары сказали бы: это Бог. Их Голоса учат, что есть много темных богов и лишь один -- Светлый. Но если так, этому Светлому Богу молятся не только Дингхор и Тэрлах. Верховный жрец тоже. И не именем ли этого Бога истреблен целый народ Владеющих Силой? Нет, усмехнулся в темноте Кар. Лучше он будет верить в случайность.
"Ты предал меня", -- шепнула тьма.
"Ты обманул меня", -- ответил Кар.
"Ты умрешь".
"Знаю. Думаешь, я боюсь?"
"Я найду тебя, -- беззвучно сказал отец. -- Воскрешу. И убью снова. И снова. Я буду убивать тебя вечно".
"В самом деле? А когда же ты будешь возвращать Империю? Строить новые великие планы? Скажи, Сильнейший. Или я вправду был твоей единственной надеждой?"
"Империя будет моей, -- произнес Сильнейший, и слова его прозвучали клятвой. -- Я позабочусь, чтобы все, кого ты любишь, умерли в муках. Прощай, сын дикарки. Ты изначально годился лишь на кровь. До встречи после твоей смерти".
-- Прощай, -- сказал Кар.
Он хотел бы еще поспорить с тьмой. Или заглянуть в удивленные, непонимающие глаза Эриана. Схватиться в одиночку с сотней дворцовых стражников. Что угодно, лишь бы не слышать тонкого, отчаянного плача грифона.
Кар просил и умолял, даже приказывал -- все зря. Ветер отказался улетать. На следующий день, когда блестящие парадными доспехами стражники вывели Кара на площадь для суда, грифон был там. Кружил, раскинув золотые крылья, чуть различимый штрих в синей пропасти небес. Слишком высоко для людских глаз и стрел, слишком близко для Кара. Впервые в жизни он применил Силу к своему грифону: только так можно было удержать Ветра, не дать ему обрушиться на площадь, сея хаос, в дикой ярости, ведомой одним лишь грифонам. Не дать спасти его, Кара.
"Нет, Ветер, -- снова сказал он, глядя, как спешивается у помоста император в белой мантии, надеваемой лишь по случаю суда, как тянется от дверей храма вереница жрецов, как растет восторженная толпа зевак. -- Нет!"
"Почему?!!" -- ярость, гнев, сводящее с ума отчаяние. Люди не умеют чувствовать так остро.
"Я не хочу".
"Я хочу!!! -- грифон нырнул вниз. Жалобно вскрикнул, ударившись о невидимую преграду. Со стоном выровнял полет. -- Почему?!"
Порвать веревки, раскидать воинов, воспламенить землю под ногами жрецов -- дело одной минуты. Проще -- снять запрет, и с неба камнем упадет грифон. Мгновение, и Кар на свободе, в надежных когтях Ветра, хохочет над глупцами, вздумавшими судить мага. Стиснув зубы и тщетно пытаясь сморгнуть пот, Кар подкрепил запрет новой порцией Силы. "Я не хочу".
Он едва не утратил волю, когда женщина в черной одежде пала к ногам императора. Эриан, уже собравшийся взойти на помост, остановился. Склонившись, поднял ее. Мысль Кара метнулась к ним сквозь густой от людских чувств воздух.
-- Эриан... -- задыхаясь, как умирающая, прошептала дама Истрия. -- Смилуйся...
Тихо, так что не услышал никто, кроме нее и Кара, император ответил:
-- Доверься мне.
И быстро взошел на белую сторону помоста.
Истрия пошатнулась. Ее полные слез глаза поймали взгляд Кара. Две линии стражи, между них вереница жрецов, пестрые наряды придворных, знакомых и незнакомых -- Кар не видел никого. Мать постарела. Некогда полная телом, она словно высохла, на лбу и под глазами пролегли морщины. Черная накидка на плечах делала ее лицо совсем бледным. Волосы, наполовину прикрытые скорбным черным чепцом, казались серыми. "Я люблю тебя", -- Кар знал, что мать не услышит, что, подобно всем дикарям, она глуха и слепа к мыслям других. Но, бережно коснувшись ее разума, он вдохнул туда спокойствие -- так много, как решился.
-- Я люблю тебя, мама, -- прошептал он, и ее губы шевельнулись в ответ.
Верховный жрец занял место на алой стороне помоста. Согласно закону, между императором и жрецом, между правосудием и гневом Божьим, встал защитник. Две части, белая и красная, составляли его мантию. Так в Империи судят членов императорского дома.
По знаку распорядителя суда запели рога. Шум голосов стих, все взгляды обратились к помосту.
-- Кто смеет обвинить брата-принца Империи? -- подняв руку, вопросил Эриан.
-- Обвиняет Бог, -- раздался голос жреца.
-- Чьими устами говорит Бог? -- спросил Эриан.
-- Я стою между Богом и Империей, чтобы изрекать его волю и хранить закон, -- ответил жрец. -- Моими устами говорит Бог.
-- В чем ты обвиняешь брата-принца Империи?
-- В убийстве его величества императора Атуана, в намерениях убить его величество императора Эриана, в домогательствах имперского престола и в колдовстве.
-- Какого наказания требуешь ты для брата-принца?
-- Смертной казни.
Эриан кивнул защитнику. Тот выступил вперед. Кар с безразличием отметил страх и неприязнь тщедушного чиновника, вынужденного защищать колдуна.
-- Ваше величество, ваша святость, -- с хрипотцой начал тот. -- Осудить члена императорской семьи можно лишь при наличии ясных и неопровержимых доказательств. Таков закон Империи, закон Бога. И согласно закону я спрашиваю: кто может подтвердить виновность брата-принца? Ибо, если таких не найдется, должно вам признать его невиновным.
-- Герцогиня Тосская может подтвердить его виновность, -- сказал жрец.
Взор императора обратился к распорядителю суда.
-- Герцогиня Тосская отсутствует, -- громко сказал тот. -- Баронесса Урнская станет говорить от имени племянницы.
-- Позволяю, -- кивнул Эриан.
Кар перестал слушать. Он знал, что будет дальше, предвидел все слова ожидавшей в первых рядах баронессы Тассии, Баргата, стражников и придворных, всех, кто был во дворце в ночь смерти императора. Грифон рвался вниз, Кар устал сдерживать его. Устал молчать в ответ на его жалобное "Почему?!"
"Хватит, Ветер! -- взмолился Кар. -- Успокойся! Я не могу уйти с тобой, не могу жить дальше так, как жил. Если любишь меня -- пойми!"
"Нет!!!"
Словно неразумная тварь, Ветер снова и снова бился о преграду, пытаясь пробить ее. И Кар, краем сознания следя за судом, снова и снова расходовал драгоценную Силу, не пуская грифона вниз.
А когда баронесса Тассия, окончив рассказ, отступила от помоста, с Каром заговорила тьма.
"Ты готов умереть, лишь бы ослушаться меня?"
"Да. Разве мы не простились вчера, Сильнейший?" -- ответил Кар.
"Ты можешь вернуть мое доверие, -- шепнула тьма. -- Пусть грифон спасет тебя. Ударь в сердце императора, тебе еще хватит Силы. Ничего не потеряно, Амон!"
"Мое имя Карий. Нет".
"Ты безумен! Зачем тебе умирать?"
