— пробормотал он, пытаясь убедить себя самого. — Не надо плакать.
— А сам чего плачешь? — всхлипнула девочка.
— Я? — удивился Гарри. — Я не...
Он провел рукой по лицу и с недоумением уставился на влажный след на коже.
— Это вода. Я в душе был, — прошептал он.
Что-то больно и горячо обожгло его изнутри. Пока он был в душе, Ева встала и...
«Потом. Потом. Я подумаю об этом ПОТОМ», — глядя на испуганные личики детей, решил он.
— Что с мадам Помфри? — сдавленным голосом спросил он оставшуюся на дежурстве девушку.
— Думает, это ее вина. Я так поняла, что у девочки вечно падали на пол карандаши, а Помфри не хотелось вставать лишний раз... Стоило ей отвернуться, девочка начала слезать с койки и упала.
— Она не отвернулась, она заснула, — ясным голоском сказала девочка, которую Гарри держал за руку.
Гарри расширившимися глазами уставился на юную пациентку.
— Тётя Помфри заснула, — повторила девочка, все еще шмыгая носом. — А Ева хотела телевизор посмотреть. Ей же нельзя, но она хотела. Она никогда не видела Дональда. Ева сказала, что быстренько посмотрит на Дональда одним глазом, и все. Стала слезать с кровати, упала и так и лежала. Это из-за Дональда.
— Какого Дональда? — не понял Гарри.
— Дональда Дака, — снисходительно ответила девочка. — Из мультика.
— Дональда. Дака. Из мультика, — бессмысленным эхом повторил Гарри, погладил малышку по голове и вышел, шатаясь, как пьяный на мостовой.
Коридор постепенно заполнялся сотрудниками. Двери грузового лифта вновь раскрылись, из него вышли четверо. Крам толкал перед собой пустую каталку. Впереди, нелепо подпрыгивая, бежал доктор Флитвик с улыбкой во все лицо.
Сердце Гарри затрепыхалось неровно и гулко, впуская робкий радостный лучик надежды.
— Не наша аневризма! — огласил коридор радостный выкрик Флитвика.
Гарри ринулся к профессору, надеясь услышать благую весть.
— НЕ НАША аневризма, господа! — счастливо блестя глазами, повторял Флитвик, возбужденно вертя головой. — Аневризма мозга! Базилярная артерия! Мы не виноваты!
Невесть откуда возникшая Нимфадора Тонкс сгребла маленького профессора за грудки и едва ли не приподняла над землей.
— Сукин сын! — выкрикнула она на весь коридор. — Наша, ваша! Ах ты...
Больничное эхо разнесло по отделению поток отборного мата.
— Нимфусик, — простонал Люпин, прикладывая пальцы то ли к вискам, то ли к ушам.
Разгневанная амазонка брезгливо отшвырнула сникшего Флитвика.
Гарри, как в тумане, шагнул навстречу своему профессору.
— Ева?.. — прошептал он.
— Умерла, — коротко ответил Люпин.
* * *
— Гарри, ты меня не слушаешь, — ладонь Северуса легла на его колено.
Почему же, слушаю, вяло думал Гарри, безучастно глядя на мелькающую перед глазами щетку стеклоочистителя. Полуослепшая от дождя мисс Бентли летела по дороге, пробивалась сквозь потоки воды.
Гарри молча кивал, глядя прямо перед собой.
Все понял, да, врожденная патология стенок сосудов. Не диагностированное ранее заболевание, ага. Разрыв врожденной аневризмы базилярной артерии, не понял, но все равно, понял. Кровоизлияние в мозг вследствие разрыва аневризмы, что тут не понять. Скорее несчастный случай, чем... Угу. Да.
— ...будут судить, возможно, — донесся голос дорогого друга.
Гарри вышел из оцепенения.
— Судить? Кого? — тихо переспросил он.
— Помфри. Так ты слушаешь.
— А-а, — равнодушно сказал Гарри. — Ага.
— Кит, да что с тобой!
— Все нормально, — буркнул Гарри.
Он приоткрыл окно, и в притихший салон ворвался шорох дождя и резкий запах озона.
— Я музыку поста...
Гарри перехватил руку Северуса на полпути к магнитоле.
— Нет. Нельзя. Не сейчас, — сдавленным голосом сказал он. — Ради НЕЁ, не надо.
* * *
— Я не голодный.
Гарри бродил по столовой, сунув руки в карманы и опустив голову, с видом человека, потерявшего на полу булавку.
— Кит, хватит.
Рука Северуса легла на его плечо.
— Ты ничего не изменишь.
Гарри молчал. Северус сжал его плечо почти до боли.
— Никогда не привязывайся к пациентам, слышишь меня? Это большая ошибка! Если ты хочешь им помочь — никогда! Не привязывайся! Не люби! Не жалей! Или ты сломаешься раньше, чем поможешь хотя бы одному!
— Я не смогу быть хирургом, — бесцветным голосом сказал Гарри. — Я их всех люблю. Всех. Даже тех, которые плачут... противно так плачут... капризничают, — прошептал он, бессмысленно глядя в пол.
Северус вдруг взял в ладони его лицо и уставился в потускневшие от страдания зеленые глаза.
— Это хорошо. Это правильно. Людям равнодушным и черствым в хирургии делать нечего, — отрывисто сказал он. — Но все, что чувствуешь, всю свою любовь, сопереживание и сострадание — переплавь в дело, а не в сопли, понял?
Он резко убрал руки. Гарри удивленно моргнул: Северус раньше с ним так не разговаривал — серьезно, как с сотрудником своего отделения.
— Признать свои слабости может только сильный человек, — продолжал Северус, меряя шагами столовую вслед за Гарри. — Признать и трансформировать в созидательную энергию. Жалость ничего не создает. Она разрушает и деформирует. Мы никого не любим, мы никого не жалеем. Мы работаем, дорогой мой. И не надо пускать возмущенно-благородные слезы над Флитвиком. Я его прекрасно понимаю. Нам приносят в ремонт двигатели, а не карбюраторы. Хороший узкоспециализированный мастер отвечает за то, что починил он сам, и только Мастер с Большой Буквы видит дальше своего носа и пытается оценить ущерб, нанесенный всей конструкции. И судить Флитвика, если ты не стоял в зале судебных заседаний и не терзался вопросом, где начинаются и где заканчиваются границы твоей ответственности, предусмотренные законом, — не имеешь права. Да, у каждого из нас есть свой внутренний, глубинный судья — совесть, критик, прокурор и даже палач. И нет ничего страшней, чем пойти против собственного Судьи. Как бы не казался узколоб и труслив Флитвик, это не причина, чтобы обвинять его в черствости или малодушии. Доктор Флитвик — мастер в своей сфере, он исполнил свой долг и рад был узнать, что не его вина в том, что сломан карбюратор, — ведь он честно ремонтировал мотор. Но пусть Флитвик судит себя сам. А для тебя его реакция пусть послужит примером того, как человек абстрагировался от эмоций. Может быть, чересчур абстрагировался. Я не желал бы, чтобы ты когда-нибудь стал таким, как он, но и твоя душевная мягкость не должна превратиться в непреодолимый барьер, Кит. Понимаешь меня? Или опять не слушал?
— Слушал... Да, ты прав, — тихо сказал Гарри. Он стоял, глядя потухшим взглядом на каминную полку — там, рядом со стопкой журналов, лежал маленький красный Волшебный Камень.
Северус проследил за его взглядом и тяжело вздохнул.
— Ну что мне с тобой делать, Кит, — пробормотал он, обнял за плечи и потерся подбородком о его макушку. — Помнишь, ты спрашивал, что было на моей татуировке?
— Что? — одними губами спросил Гарри, прижимаясь ближе и греясь теплом его тела.
— Мальчик, а вокруг — льдинки с буквами. Он собирал из них слово «Аeternitas» — «Вечность».
— Кай?
— Санни.
— Так и думал, — вздохнул Гарри. — А зачем ты убрал тату?
— Я не философ и не идеалист. Для меня слово «Вечность» — напоминание о черной дыре, поглощающей жизнь, — хмуро сказал Северус. — Я не знаю, что это такое, впрочем, никто не знает. Абстракция, бессмыслица, красивое слово. Есть настоящее: сегодня, здесь и сейчас, — он обнял Гарри еще крепче. — Вот вы, мистер Поттер, рядом со мной, чего еще философствовать.
— Северус! — Гарри обхватил его за спину с таким отчаянием, будто дорогой друг может раствориться и исчезнуть. — Я не хочу, чтобы ты умер! Не хочу, чтобы я умер! Чтобы мы... Я не хочу! — истерично выкрикнул он.
— Маленький кит, перестань, все хорошо, — растерянно пробормотал Северус, прижимая его к себе, дрожащего и напуганного.
— Ева меня любила, — прошептал Гарри, пряча лицо у него на груди.
— Она умерла мгновенно, Кит. Думаю, даже не успела испугаться. Это... это хорошо.
— Хорошо? — бессмысленно переспросил Гарри. Северус перебирал пальцами его волосы, гладил поникшие плечи с такой умиротворяющей нежностью, что он затих, прижимаясь к дорогому другу и слегка вздрагивая.
Слова «сегодня, здесь и сейчас» вдруг приобрели для Гарри новый смысл. Северус прав. Здесь и сейчас они живы. Стоят у камина, молча обнявшись. За распахнутым окном мерно шумит дождь. Отдельные редкие капли, срываясь с карниза, гулко ударяются о подоконник. Здесь и сейчас. Здесь и...
Он приложил ухо к груди дорогого друга, пытаясь услышать стук сердца.
— Я еще жив, мистер Поттер, — пробормотал Северус, улыбаясь.
Вместо ответа Гарри стиснул его в объятьях еще крепче.
— Если ты меня любишь, — вдруг сказал он, — сделай со мной то, что ты хочешь. УМОЛЯЮ!
* * *
— Ты меня обманул, — тяжело дыша, сказал Гарри. — Ты же обещал!
Он расслабленно раскинулся на сбившихся простынях, потный, жаркий, приятно утомленный. Ладонь Северуса покоилась у него на животе, мягко, почти воздушно поглаживая, задумчиво забираясь пальцами во влажные завитки волос, касаясь кожи едва ощутимо и невероятно нежно.
— Кит, думаю, ты просто расстроен, — вздохнул Северус. — Ты сам не знаешь, чего хочешь. Давай... не сейчас.
Он наклонился, любовно поцеловав приоткрытыми губами выпирающую косточку на его бедре.
Гарри приподнялся на локтях, чувствуя
