перекрытия авансцены внезапно повалил дымок, вслед за которым полыхнул короткий столб пламени, исторгнув из груди прихожан единогласный крик ужаса.
— ЛЖЕЦ, — пророкотал страшный голос.
Голос Бога, взывающий к Моисею из горящего тернового куста, наверняка был менее пугающ. Впрочем, Богу не пришлось утруждать Себя затейливыми химическими фокусами с кусочками натрия, ловко брошенными в стакан воды.
Где-то взвыла противопожарная сигнализация, и на первые ряды «Электры» хлынул несанкционированный благословляющий дождь.
— Изыди! — выкрикнул пастор, все еще не теряя присутствия духа. Ашеры черными струйками брызнули в разные стороны, очевидно, пытаясь изловить Бога если не Авраама, то хотя бы Исаака или Иакова.
— Восславим Бога всем сердцем! — выкрикнул пастор побелевшими губами, машинально поправляя пульт управления сердечной помпой на брючном ремне, прикрытый полой пиджака.
— И всей помпой, — ввернул комментарий Драко, увлеченный видеосъемкой.
Хор прославления грянул во все легкие:
— Велик наш Бо-ог!
Пой со мной: Велик наш Бо-ог!
С нами пой:
Велик, как велик наш Бо-о-ог!
Пастор, полный решимости, вознесся на белую кафедру, с которой твердо вознамерился нести Откровение об Армагеддоне. К несчастью, овладеть вниманием аудитории стало затруднительно: в схватке с сатаной пострадало ядро верующих, заполняющих первые ряды кинозала. Толпа стоящих сзади прихожан не давала дрогнувшей духом пастве из передних рядов покинуть собрание.
Прославление мощно гремело над головами прихожан, приковывая их к месту.
— Величие Царя
Увидит вся земля
И будет ликовать.
Велик наш Бо-ог!
Пой со мной:
Велик наш Бо-ог!
Даже если бы обещанный в Откровении ангел вострубил, его жалкий звук потонул бы в усиленных аппаратурой голосах хористов. Судя по всему, Бог понял, что пререкаться с Моисеем в такой обстановке себе дороже, и смолк.
— Как велик наш Бо-о-ог, — мелодично подпел пастор, смиренно склонив голову к мини-микрофону на лацкане пиджака.
— Я пошел, — прошептал Гарри, тронув Драко за плечо.
— Сказать тебе, «с Богом», Поттер? — пробормотал Драко.
— Просто пожелай удачи, — прошептал лжеашер.
Вместо ответа Драко сжал свободной от камеры рукой его локоть.
Уверенной походкой служителя Гарри принялся протискиваться сквозь взволнованную толпу. К его досаде, продвижение отнимало куда больше времени, чем он рассчитал: в зале было вавилонское столпотворение. Увлеченные хвалебными гимнами, прихожане танцевали в проходах, мешая протолкнуться. То, что раньше казалось Гарри упоением духом Святым, сейчас напоминало ему пляску святого Витта: казалось, народ божий обезумел. Исполненный подозрения, что Глас Божий и снисхождение натриевого огня сыграли только на руку мистеру Риддлу, Гарри остервенело ввинчивался в толпу, пытаясь быстрее пробраться к заветной цели — нижней части сцены, где располагалась прикрытая подъемно-опускной площадкой оркестровая яма.
Для этого ашеру Поттеру пришлось выйти в боковую дверь и, пугливо стреляя глазами по сторонам, пройти на негнущихся от страха ногах по коридору, огибающему сценическую коробку. Мимо промчались какие-то служители, очевидно, в поисках Бога Авраама, Исаака и Иакова, и, скользнув равнодушными взглядами по ашерской униформе, скрылись в боковой двери. Гарри отер со лба выступившие капли холодного пота и быстро побежал вниз по лестнице, ведущей к нижней части сцены.
Когда-то давно он мысленно проклинал Филча, заставившего его убирать в «трюме» — так называлась часть сцены, где скрывались поворотные круги, площадки для трансформации сцены и всевозможные подъемные механизмы, покрытые древней пылью и затянутые паутиной. Трюм и оркестровая яма сообщались проходом, и, если в яме спрятаться было негде, то оставался шанс ускользнуть через трюм, сообщающийся с подвальными помещениями.
Теперь голос пастора Риддла звучал в отдалении, хотя сам проповедник сейчас был совсем близко, отделенный от Гарри лишь дощатым полом сцены. Сквозь щели между барьером и перекрытием оркестровой ямы просачивались лучики софитов, и Гарри, быстро привыкнув к полумраку, пробрался к двум мощным дымогенераторам, закрепленным на панелях барьера оркестровой ямы. Старые дымомашины, свинченные со своих насиженных мест, скромно стояли в уголке.
Осознавший свою промашку пастор Риддл отставил «откровения» о политических лидерах и теперь вещал исключительно об Армагеддоне. Гарри затаился, прислушиваясь к каждому шороху и ожидая просветленного момента проповеди, чтобы включить адские машинки. Пока все шло по плану, и юному саботажнику оставалось лишь выжидать, терзаясь мыслью, не пойман ли доктор Блэк.
— Возлюбленные братья и сестры, — говорил между тем пастор. — Господь открыл мне, не ждите Конца. Армагеддон мы ведём каждый день. Битва добра и зла — в душе каждого из нас. Души наши — вот она, гора Мегиддо, где ежедневно сражаются дьявол и Христос.
«Все же заметно, что Риддл — ученик Дамблдора», — подумал Гарри, не впечатленный Откровением.
— Отец открыл мне, — продолжал слегка осипшим голосом пастор, — что каждый из нас может оседлать коня белого, и стать таким, как «Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует», ибо в каждом из нас — Христос, — трагическим шепотом сообщил он.
Зал взорвался криками «Алилуйя» — никто не возражал, чтобы в нем жил Христос.
— Боритесь с тьмой в себе, — напутствовал пастор. — Каждый день, каждый час. И да не настигнет вас гнев Господень в дни Армагеддона.
«Главное, наобещать с три короба, собрать пожертвования, а потом уж можно смело нести околесицу, — сердито подумал Гарри. — Если бы Северус все это слышал...»
Юный саботажник прислонился к стене, собирая плечом паутину, и невидяще уставился в полумрак. Ему казалось, он не видел дорогого друга по меньшей мере сотню лет.
«Почему я не рассказал ему все, — с запоздалым раскаянием думал он. — Да, Северус бы не понял, он бы не разрешил мне участвовать в этой авантюре... Я для него ребенок. Дитя несмышленое».
Раздражавшая раньше мысль о том, что он для Северуса как ребенок, вдруг наполнила его таким теплом, что глаза обожгло острыми и сладкими слезами.
«Где ты, Северус?» — невесело подумал он и тут же сообразил, что пока он, Гарри, лихо портит жизнь человеку с хронической сердечной недостаточностью, дорогой друг пытается достать для несчастного донорское сердце. Возвысившийся голос пастора Риддла вырвал его из оцепенения, помешав угрызаться совестью.
— Я не буду более касаться политических предпочтений, возлюбленные мои, — говорил между тем Риддл. — Это вопрос свободного выбора. Хочу лишь напомнить, что выбор мы делаем каждый день, Армагеддон — в наших умах и сердцах. Каждый божий день, — проникновенно и весьма убедительно вещал пастор. — Мы можем выбирать даже мысли, от нас зависит, поддаться ли мрачным размышлениям или наполниться позитивом.
«Иногда он дело говорит», — подумал Гарри, хмуро поглядывая на красные лампочки заряженных дымогенераторов и безуспешно пытаясь наполниться позитивом.
Несколько выбитый из колеи эскападой Бога Авраама, Исаака и Иакова, пастор Риддл вновь захватил рассеявшееся было внимание аудитории. До Гарри доносились восхищенные выкрики и топот ног — на перекрытии оркестровой ямы были установлены дополнительные кресла.
— Да будет Дух Святой вашим мудрым руководителем в вопросе выбора, ибо не всегда знаем, что для нас добро, а что зло. Давайте склоним наши головы в молитве и призовем Духа Святого, чтобы наполнил Своим присутствием зал, коснулся каждого из нас и подсказал правильный выбор во благо Британии, — торжественно произнес Риддл.
«Пора!» — сообразил Гарри, уже потерявший надежду дождаться разглагольствований о Духе.
С внезапно зачастившим сердцем он щелкнул кнопкой запуска одной, затем другой дымомашины, убедился, что процесс нагревания запущен, и бросился в трюм: предстояло еще одно рискованное безобразие.
В центре трюма возвышалась металлическая конструкция, способная вращаться вокруг своей оси. Ее верхняя часть с круглым деревянным настилом монтировалась в плоскость сцены. Пастор Дамблдор никогда не прибегал к театральным эффектам, и Гарри не знал, сработает ли затянутый паутиной электропривод: монтажным поворотным кругом не пользовались целую вечность. Не похоже было, чтобы к старым трюкам приобщался и пастор Риддл.
Впрочем, предаваться размышлениям, сработает или нет, было некогда: дымогенераторы прогревались не более пяти минут, и следовало скорей уносить ноги. Сильным рывком Гарри дернул пусковой рычаг. Раздался легкий скрежет над головой, и в трюм хлынул круглый сноп сияющих лучей прожекторов, расширяясь и заполняя светом пыльные углы.
Сердце едва не выпрыгнуло у Гарри из груди. В трюм, вращаясь и осыпаясь красными лепестками, погружался увитый розами крест. Не чувствуя ног под собой, юный саботажник бросился бежать.
* * *
Скрестив руки на груди, пытаясь скрыть охватившую его дрожь, ашер Поттер топтался в проходе между креслами амфитеатра, со страхом ожидая развязки. Как отреагировали прихожане и пастор на погружение креста в преисподнюю, было неведомо: к моменту, когда Гарри вновь занял позицию наблюдателя, в зале активно шло прославление Духа. Не сломленный потерей христианского символа, пастор мерил шагами сцену и бормотал молитвы. В центре площадки зияла круглая дыра. Прихожане активно подпевали хору:
— Прикоснись ко мне, Дух Святой,
Благодатью
