поимеют.
— Ну ты скажешь, Михалыч, словно тут Дума с президентом спорит!
— Посчитаем — председатель, его сын с бойцами самооброны, родня председателя, старые деревенские, минимум три клана, новые понаехавшие, уже на фракции разбираются. Это только одна деревня, а сколько сторон? И все жить хотят, а значит ухватить себе кусок. Любым способом, под любым предлогом. И ты в это лезешь?
— Я хочу людей защитить!
— А сможешь?
Парень сердито сжал зубы. Он мог толкать, примерно средний по силе удар кулаком на расстоянии метров в двести максимум, но это все. Никаких заклинаний, никакой защиты. Просто силовое воздействие. Конечно, если ему дать несколько амулетов, одеть в броньку, вооружить чем-то приличным, подучить тактике, то получится вполне серьезный боец, но сейчас…
— Принеси еще чаю, будь добр?
— Ага, сейчас.
С кухни послышался звон посуды, я машинально просветил окрестности. Пусто, только мы трое.
— Печально осознавать, что сурвивалисты вроде тебя оказались правы.
— Чего?
— Да вот зашел в дом, а там мешки, ящики, на кровати понавалено вещей, словно с мародерки приехали.
— Студент, настоящий выживанец не тот, кто закапывает в лесу тушняк и стволы на все случаи жизни. Настощий выживанец тот, кто закапывает в лесу того, по чьей милости его семье могут понадобиться эти самая тушенка и патроны. К сожалению такие ребята не успели отработать вовремя.
— Да, поначалу, я слышал, магов пытались закапывать.
— Причем тут маги?
— Так ведь они все порушили?
— Мы, студент. Говори — “Мы порушили”
— Я не рушил ничего!
— И я ничего. Так что ж ты на магов напраслину возводишь?
— Но кто-то же все развалил?
Так, это надо прекращать.
— Илья, давай на боковую, ты спишь уже. — Проводив в самом деле зевающего мальчишку я пересел на его месте, где меньше капало, и поплотнее укутался. — Студент, запомни накрепко — ты маг, у тебя есть ресурс, твоя сила, и потому тебя будут пытаться использовать все. Сейчас это хочет сделать Никанорыч, председатель наш, несменяемый четвертое десятилетие. Думаешь, он первый по трем деревням потому что такой весь простой и честный?
— Но люди довольны им? Я же спрашивал.
— Конечно довольны. Ты вот про мир говорил, про духовность. У тебя сколько тут родни? Ноль целых хрен десятых. А у Никанорыча пол деревни. Вот и подумай, за кого скажет “мир”, если трети ты чужой, а двум третям — ненадобный? Ну и нищий ты к тому же, а он пару ящиков водки всегда поставить может. Выпьет “мир” и решит, как твою жизнь в целях председателя использовать. А ты согласишься, ведь все по-честному? Для того его и придумали.
Студент помолчал, смотря в темноту, на падающие капли.
— Знаешь, я никак понять не могу — ты в самом деле такой хладнокровный ублюдок? Ты же людям помогаешь, почему ты тогда…
— Помогаю. Где могу — спасаю. Иногда рискую жизнью, в меру. Думаешь, я притворяюсь хорошим?
— Не знаю. Ты, похоже, всех чужими считаешь.
— Не всех. Но многих, да.
— И нас с Ильей?
— Тебя… ну, не совсем чужим. Ты парень хороший, только тараканов в голове больно много. Больших, городских.
Он не принял шутливого тона.
— А Илюха?
— Илья… да, он мне не чужой. Я взрослый, он ребенок, пусть и сильный. Если пустил в свой дом, то должен нести за него ответственность, растить, учить.
— И как учить?
— Своим примером. Своим жизненным опытом. Дать часть своей жизни, и пояснить, что к чему.
— А то, что он в процессе такого обучения людей поубивает, это ничего?
— А он и так и так поубивает. Пусть хоть с пользой для развития.
— Михалыч, а ты не охренел? Такое с ребенком сотворить? — Парень вскочил. Ну да, раньше он только морщился, когда я вел с Ильей разговоры, а теперь прорвало, похоже. Может, и не зря он в педвуз пошел, может в самом деле призвание.
— Ну, я его ребенком не считаю. А чего — такое?
— Ты считаешь нормальным пацану про убийства говорить? Ты бы его еще пытать поучил!
— Это потом. Сейчас ему вполне хватает убойной магии, для грязных переговоров есть я.
— Ты из него убийцу растишь! Дрессируешь карманного зверя?
“Где я.”
— Илья, как ты думаешь, я тебя дрессирую?
Мальчишка вышел из-за занавески, снял браслет невидимости, подошел ближе, пожимая плечами.
— Совсем немного, Михалыч. Но я понимаю, так надо. Вы же сами объясняли — это чтобы запомнилось надежнее.
— В том числе. Видишь ли, студент, я могу завтра из прыжка не вернуться. Тебя с таким отношением к людям скоро убьют в чужой драке. Останется Илья один, как ему выживать? Не научу правильно выбирать цели, трезво оценивать мотивы людей — сгинет. А он парень неплохой, с задатками.
— Но все равно…
— Знаешь, о чем мой отец постоянно сожалел? Что его отец-фронтовик, мой дед, умер слишком рано, не успел научить как правильно людей саблей рубить. Это ведь тоже хитрая наука. Люди ее веками собирали, проверяли. А теперь никто и не помнит, как надо.
— Это ты к чему?
— К тому, что первый долг воспитателя — как можно более точно передать собственный опыт, при этом не задавив личность воспитуемого. Весь опыт, не скрывая ошибок.
— Я тоже многому могу научить.
— Ну да. А Илья — тебя. К примеру тому, что тебя могут не захотеть услышать. — Пора закругляться. Я все, что хотел, узнал. А то, что он не все сказал, то не беда, у молодых слов много, они у них в голове кипят, бурлят, пеной выплескиваются. — Студент, пустой у нас разговор. Пошли спать. Устал я в этом прыжке.
Он кивнул, но остался сидеть. Пусть сам двери закроет, я все равно проверю, как они уснут. В кухне посмотрел на раскладушку студента. Крестика над ней не висело, значит, все это время он готовился если не к драке, то к силовому конфликту. Это хорошо, хотя бы на шаг вперед планировать умеет. Авось в жизни пригодится.
Шаги за спиной, и вопрос, которого я никак не ожидал:
— Михалыч, а почему все-таки Бразилия?
Я вздохнул.
— Требования издательства по этой серии — не меньше двух подружек у главного героя, желательно экзотических. А в Бразилии и белые, и мулатки, и латинос. Вот и закинул туда.
Студент постоял с раскрытым ртом и ушел к себе за печку.
Кажется, Илья тихо хихикнул. Послышалось, наверное, ему же подобные шутки еще рановато понимать?
