Наступило молчание, послышался хруст костяшек пальцев Такэды. Сугаи закусил губу.
— Сколько тебе лет, Окада? — спросил он наконец.
— Двадцать восемь.
— Родители пока здоровы?
— Здоровы.
— Они расстроятся, если с тобой что-нибудь случится, не так ли?
Кэндзи кивнул.
— Так прояви сыновнее благочестие, — так же тихо сказал Сугаи, — не расстраивай своих родителей.
Такэда поднялся и подошел сзади. Вдруг Кэндзи ощутил жгучую боль от удара по голове сбоку. Он свалился на пол.
— Мы следим за тобой, Окада, — пролаял Такэда-сан. — Мы следим за тобой каждую минуту дня. И мы выясним, что нам нужно, будь уверен.
Не успел Кэндзи опомниться и встать, как был уже в одиночестве.
Вернувшись на свое рабочее место, он крепко задумался. Как и все, он знал, что руководители «Маруити» манипулировали ценными бумагами, ублажая и подкупая разных политиков и общественных деятелей. Но это была обычная практика. В данном же случае обеспокоенность директоров «Маруити» была непонятной. Видимо, в самом деле он, Кэндзи, затронул какие-то тщательно законспирированные дела.
Кэндзи пригласил Норико на обед во вращающийся суси-бар. Ее ноздри, машинально отметил он, были огромны, почти в размер глаз. Ела Норико жадно — и тунца, и сельдь, и головонога, и устриц, и сладкую креветку, и осетровую икру. Она говорила, не переставая жевать, обо всем на свете, в том числе о событиях на фондовых биржах. Когда смеялась, она была просто прелестна. Мало-помалу он перевел разговор на то, что его интересовало, и получил полезную информацию. К сожалению, время обеда кончилось быстро.
Вернувшись на рабочее место, Кэндзи просмотрел содержимое секретного счета: изменения в ценах, объемах, долю торговли каждого из брокеров «большой пятерки». Затем, используя команду, о которой сказала Норико, он прочесал счета «Маруити» за последние три месяца.
Акции проходили каждый раз по пятидесяти счетам примерно в равных, количествах. Огромный поток наличности, перекачиваемой через счет руководителя отделения, надо было умножать на пятьдесят. Ближе к верхнему уровню цен акции распродавались. Единственным их покупателем была инвестиционная трастовая компания «Маруити». Другими словами, мелкие фирмы, общественные объединения и частные лица, покупая ценные бумаги в трастовой компании «Маруити», переводили гору своих денег на секретные счета.
Неудивительно, что Такэда, Сугаи и прочие так возбуждены. За год или около того на закрытые счета поступили сотни миллиардов и, может быть, триллионов иен. Для чего это делается? Кто стоит за этим? Кэндзи пощупал шишку на голове. Она не давала забыть то, что он выяснил.
После полудня «феррари» Сэйдзи Тэрады промчалась по извилистой дороге, ведущей к горной резиденции сэнсэя. В отдалении над соседними вершинами светилась Фудзияма, главенствующая, как взрослый среди детей. Она казалась огромной, как на гравюрах Хиросигэ.
Двое с бритыми головами, босые, в черных кимоно, открыли кованые ворота. Это были монахи-воины из элитной группы, оберегавшие сэнсэя. С детства знакомые с «сэндицу», слишком опасной разновидностью боевого искусства, чтобы она могла утвердиться вне изолированных горных обителей, они могли разгромить небольшую армию, действуя пальцами и кулаками, ногами и палками. В семнадцатом веке это искусство было уже уникальным и тайным.
Монахи низко склонились в знак приветствия и провели Тэраду во внутренний сад, обнесенный высокой стеной. Там резко пахло цветами, над бассейном планировали стрекозы. В слабой тени лежала на животе длинноногая женщина в темных очках и плавках-бикини. Она читала. Тело ее было влажным, и сквозь неплотную ткань просвечивалась расщелинка ягодиц. Когда она обернулась, Такэда мгновенно узнал Саёри Со, исполнительницу главной роли в самурайском фильме, который сэнсэй недавно снял. Она выглядела старше своих восемнадцати лет.
По оклику одного из монахов она встала и, не пытаясь прикрыть торчащие груди, вышла через дверь, в которую вошел Тэрада.
Сэнсэй сидел в парящем горячем источнике по пояс в воде.
— Заходи, Тэрада, — крикнул он, — твоей коже не мешает чуть подрумяниться.
Тэрада разоблачился и погрузился в обжигающую воду. Температура в источники была несусветная. Его ошпарило, сердце заколотилось, а кожа на бедрах и икрах стала красной, как у вареного рака.
Сэнсэй же блаженствовал, будто находился в детской ванночке. Он был лет на двадцать старше Тэрады, но тело его было, как у студента атлетического колледжа: железные бицепсы, объемные мышцы груди и ни грамма жира. Его детородный орган плавал у самой поверхности, как дредноут — огромный и угрожающий.
— Что за накопления! В твоем-то возрасте… — сказал сэнсэй, похлопав Тэраду по животу. — Тебе стоит заняться тем, что я практикую каждой весной.
— Чем же? — вежливо поинтересовался Тэрада.
— Пять дней в храме Коан-дзи. Будешь совсем другим человеком.
Тэрада едва не поморщился. Он видел по телевизору, что это такое: пять дней ригоризма в Коан-дзи — аскетический ритуал монахов-инструкторов. Еда дважды в день — только каша из ямса и ягод, собранных собственноручно. Подъем ровно в пять часов и медитация под ледяным водопадом. Затем бег нагишом по горным тропам. И так все светлое время дня, выкрикивая на бегу «сутры». Некоторые продирались сквозь заросли, так что на бедрах и ягодицах были полосы кровоточащих царапин. Среди ночи их каждый час будил ударом в живот кто-нибудь из служителей храма, за что полагалось тотчас же благодарить. Тэрада отнюдь не мечтал о курорте такого рода.
— Естественно наслаждаться едой, — продолжал сэнсэй, — но мы не должны позволять себе стать рабами удовольствий. От этого предостерегает судьба людей Запада с их наркотиками и богатством. Научись подавлять аппетит, и ты будешь им дорожить.
Это были его обычные афоризмы. Проект входил в критическую фазу. Разворачивались события, которыми требовалось управлять предельно точно, однако сэнсэй казался расслабленным. Он погружался в свою примитивную философию и медлил принимать решения.
Они попарились минут пятнадцать, по истечении которых Тэрада уже не чувствовал рук и ног. Сэнсэй между тем разглагольствовал на темы всемирной истории, искусства и международной политики. Тэрада считал себя вполне эрудированным, но уже в который раз сэнсэй поразил его глубиной своих познаний. Он одинаково авторитетно рассуждал обо всем — от Лао-цзы[10] до современного джаза, от астрологии до теории катастроф. Его образованность можно было назвать энциклопедической.
В рабочей комнате в подвале виллы сэнсэй вдруг превратился в иного человека — резкого и деловитого. Он вник в детали проекта, и ничто от него не могло ускользнуть. Удостоверясь, что его предыдущие требования выполнены, он передал Тэраде перечень новых указаний.
— Подготовительная фаза завершена, — сказал он. — Все на месте. Настал черед расширения и дестабилизации.
Сэнсэй прогнозировал ход событий в канун великого потрясения, а Тэрада опять восхищался изяществу и силе его стратегического мышления. Сэнсэй был мастером «го» — он увлекался «го» с юности и еще тогда, как говорили, стал профессионалом. Теперь весь мир был для него игральной доской. Иногда казалось, что он делает ходы наугад, но он мыслил на несколько позиций вперед. И противники, как правило, недооценивали его.
Год за годом сэнсэй расставлял своих учеников на ключевые места в политике и бизнесе, в средствах массовой информации и в государственном аппарате. Людей, которым он доверял, было не так уж много, но их влияние возрастало. Некоторых он вводил в самое сердце организации. Другие были мало
