— А, Мори! Ну, вы действительно человек неудобный. Постоянно суете нос в дела, не доступные вашему пониманию.
Иванага будто забавлялся, будто играл какую-то роль. Тени и красные отсветы ритуальных огней, чередуясь на его лице, подчеркивали резкость черт. Они были простыми и твердыми, как на плакате.
— Все кончено, сэнсэй, — сказал Мори. — Здесь полиция. Ваш персонал арестован.
Иванага выгнул бровь.
— Возможно, — сказал он. — Но это ничего не значит. Мы можем еще подождать, не так ли?
Мори прошел к столику и опустился на колени напротив Иванаги.
— Чего подождать, сэнсэй? Как я понял, вы реваншист. Ждать реванша?
Иванага покачал головой.
— Вы не поймете, — сказал он. — Реванш! Скудность мысли, стерильность воображения! Мы признательны Западу. В нас пробужден дух истории.
— Эту речь я уже слышал, — отрезал Мори. — Мне неинтересно.
Губы Иванаги скривились, он поднял руку, делая жест иронического смирения. Камень на его пальце кроваво блеснул.
— Я знаю, как вы рассуждаете, — сказал он тихо. — Вы думаете, мы — фанатики, каких Япония производила веками? Нет, друг мой. Я ведь предприниматель, и я реализую главное предприятие моей жизни. Вы ведь представляете цели предпринимательства, Мори?
— Обогатиться, — ответил Мори, пожав плечами.
— Правильно, — сказал Иванага. — Цель — максимальные прибыли. Здесь, на этом нашем производстве, мы бы добились большей прибыли, чем любой бизнесмен в истории человечества. Богатства сильных государств готовы упасть в наши руки, как спелая хурма.
— Жаль, что все это идет прахом, — посочувствовал Мори.
Иванага подался вперед, глаза его блеснули, как черные жемчужины. Мори знал, что надо отвести взгляд, но не смог. Иванага элементарно гипнотизировал его.
— Это еще возможно, — медленно сказал сэнсэй. — Вы лично можете помочь нам.
— Помочь вам? — тупо переспросил Мори.
— Пойдемте со мной. Мы вместе вернемся в главный офис. У меня есть средства. Вы станете так богаты, что до конца жизни не вспомните о деньгах. Они всегда у вас будут, в любую минуту, в любом количестве. Вы понимаете?
Его голос звучал, как с неба. В его немигающих глазах стояли язычки красного пламени свечей — и колебались, колебались…
— Нет, я не понимаю, — с усилием сказал Мори. — Я не понимаю смысла ваших слов.
— Я говорю о свободе, — сказал Иванага полушепотом. — О свободе быть собой, как вы всегда хотели. Я говорю о времени, о том, чтобы оно было всецело вашим. Не придется тратить его на то, что вы презираете, и на никчемных людей. Стоит ведь стать живым среди полумертвых.
Богатство, свобода, время… Слова Иванаги были всего лишь словами. С новым усилием он оторвал свой взгляд от блестящих глаз сэнсэя, и лицо Иванаги напоминало ему ритуальную маску сектантов.
— А я живой, — сказал Мори. — Я и так живой. А вы, сэнсэй, пожалуй, уже на пороге небытия.
Иванага уставился на пламя свечей.
— Делаете слишком много ошибок, — сказал он, не поднимая головы. — Для сыщика непростительных.
Мори услышал шаги за спиной и тотчас получил сокрушающий удар сбоку по голове. В глазах его потемнело, и он повалился на пол. Когда он снова смог различить перемены, то увидел двоих: охранника с пистолетом и рядом Ёсимуру. Иванага Сидел в той-же позе перед свечами, лицо его было невозмутимо.
— У нас мало времени, — морщась, сказал Ёсимура. — Внизу повсюду полиция. Вертолет должен забрать нас с крыши ровно через пять минут.
Иванага кивнул.
— Благоразумнее отступить, — сказал он. — Эти недоумки решили, что мы в западне… И напрасно.
Он встал и разгладил складки кимоно.
Охранник ткнул Мори ногой в живот.
— А что с этим? — спросил он. — Может, выкинуть его в костер на улицу?
— Веди его на крышу, — сказал Ёсимура. — Он нам понадобится на случай, если придется говорить с полицией.
Охранник схватил Мори за воротник куртки и дернул так, поднимая на ноги, чтобы голова Мори задела угол письменного стола. От удара лопнула кожа, и по лицу заструилась теплая кровь.
— Осторожно, — сказал Ёсимура, — он нам нужен дееспособным.
Охранник вытолкал Мори в коридор, держа пистолет у его затылка. Ёсимура и Иванага последовали за ними.
Они вышли на наружную лестницу и взобрались на крышу. Ёсимура взял пистолет у охранника.
— Еще три минуты, — сказал он. — Ты знаешь, что делать.
Охранник отсалютовал и исчез в направлении пожарной лестницы. Трое стояли молча. Огонь, разгоравшийся снизу, давал мрачный отсвет, в ночное небо летели искры.
— Они просто не дадут взлететь вертолету, — сказал Мори.
— Увидим, — самодовольно произнес Ёсимура.
Минуту спустя Мори услышал гул вертолетного винта внизу.
— Прекратить немедленно. Отойти от вертолета и сесть на землю! Руки за голову! — Это командовал лейтенант Ито в свой мегафон. — Немедленно покинуть вертолет и…
Затрещала автоматная очередь. Ито заткнулся. Затем еще очередь с другой стороны.
— Отлично, — сказал Ёсимура, взглянув на часы.
Рев вертолета стал громче, и вот он поднялся над кромкой крыши и подлетел, как чудовищное насекомое. Покачавшись, он опустился.
— Пора оставить гостей, — сказал Иванага, шагнув к ступенькам трапа.
— А что с этим? — выкрикнул Ёсимура сквозь грохот, показав на Мори пальцем. — Он слишком много знает.
Иванага приостановился. Вертолет грохотал, но его слова доходили до ушей.
— Мори — вредный человек, — сказал он.
— Что будем делать? Пущу его в расход?
— Нет, это опасно. Вы — вредный, но везучий человек, Мори. Мы вас подвезем немного и сбросим где-нибудь в наиболее подходящем месте.
Ёсимура прищелкнул языком, оценив остроумие сэнсэя, и ткнул Мори пистолетом в спину. Иванага приказал пилоту выйти на крышу и сам сел за рычаги управления. Ёсимура пистолетом толкнул Мори на заднее сиденье.
— Не беспокойся, — крикнул он ему в ухо. — Полет будет плавным. А для тебя недолгим.
Пилот стоял возле машины по струнке. Когда вертолет оторвался, он салютовал сэнсэю.
Иванага по-самолетному направил машину к лесу. Выскользнув из-за тяжелых туч, луна очертила горы и лес волшебными тенями.
— Эта ночь редкой красоты, — сказал, оборачиваясь, Иванага. — Не хватает музыки.
Мори взглянул на Ёсимуру. Тот кивал, как заводная кукла.
— Музыка очищает душу и готовит ее к новым свершениям, — сказал он напыщенно.
— Так послушаем музыку.
Иванага щелкнул выключателем, и кабину заполнили первые такты «Торжественной увертюры „1812 год“».[19]
Гул двигателей музыке не мешал. В салоне была хорошая звукоизоляция.
— В молодости, — продолжал Иванага, я ненавидел русских. Их зверства в Маньчжурии, совершаемые от трусости, я воспринял так, будто они глумились над моей семьей. И я не терпел музыку их композиторов… А вы, Мори? — спросил он совсем неожиданно.
