— Кончено. Давайте, Льюис.
— Хотелось бы знать, наконец… Я имею в виду, что это за клиент и почему такая таинственность?
Улыбка Йохансена погасла, как электрический свет. Он замолчал на добрых тридцать секунд. И Загер смешался.
— Льюис, — наконец проговорил Йохансен, — вот этот вопрос — за рамкой наших дискуссий. Мы получаем проект. Самый крупный из всех, с какими пока что имели дело вы, я и любой из нас. Клиент предлагает нам гонорары, достаточные, чтобы мы уже до конца дней не нуждались в оплачиваемой работе. Взамен он просит, нет, настаивает на своей анонимности. Если это ничтожное условие нас смущает, давайте встанем и разойдемся. Поднимем свои уважаемые зады и — до свидания.
Кондиционер беспощадно дул Шарроку в спину. Его кожа покрылась пупырышками.
— Хорошо, хорошо, — пролепетал академик. — Раз это так уж серьезно…
— Серьезнее не бывает. — Йохансен повернулся к Шарроку: — Теперь по вашей части, Макс, — сказал он уже без улыбки. — Каковы последние данные о настроениях улицы?
Шаррок пустил по кругу схемы и диаграммы, иллюстрирующие результат недавних опросов.
— Тенденции, в общем, те же, — пояснил он. — Все подтверждается. Вот, например, вопрос насчет японской угрозы на рынке ценных бумаг, мнение неквалифицированных людей и работников массовых профессий в промышленных регионах Европы и США… Плюс пять баллов категоричности за последние три месяца. Суждения таковы: «Япония поступает нечестно», «Японцы имеют преимущество по отношению к американцам», «Япония планирует господство в мировой экономической системе»… И еще: «Японские инвестиции подрывают процветание американцев»…
— Выводы, Макс? Мы не можем сидеть весь день.
— Вывод тот же, что и в предварительном докладе. Можем начать кампанию, позволяющую людям высказать их беспокойство и опасения. Масштаб всеобъемлющий: от фундаменталистов всех мастей, правых и левых, до либералов-интеллигентов, от нефтяников до «зеленых», любителей природы, от Хьюстона до Нью-Йорка. Черные, испаноязычные, женщины, «голубые», всякая молодежь — без проблем.
— Кроме япошек, конечно, — заметил Мердок.
— А они и не голосуют на выборах в США, — сказал Шаррок с улыбкой.
Вокруг стола запорхал смешок.
— Хорошо сработано, Макс, — заметил Йохансен. — Думаю, Стив сообщит нам о возможностях телевидения, радио и газет.
Глюк кивнул.
— Естественно, — сказал он. — Располагая свободным бюджетом, можно блеснуть. Возможности есть. Но прежде хотелось бы знать, как обстоит дело с кандидатами.
— Законный вопрос, — сказал Йохансен, глянув на Загера. — Он, похоже, решился.
Йохансен привел в действие клавиши пульта дистанционного управления. Освещение померкло, рядом с камином на стену опустился экран, закрыв собой портрет Тедди Рузвельта на белом коне. Сработал проектор, и появилась картинка номер один: человек средних лет в голубых джинсах и ковбойке грузит прессованное сено в кузов грузовика. Тюки, как видно, нелегкие, но человек физически крепок. Шарроку достаточно было нескольких секунд, чтобы узнать его. Лицо мальчишеское, белокурые волосы растрепаны и характерный волевой подбородок. На втором слайде он же в вечернем костюме присутствует на благотворительном ужине. Сенатор Роберт Рекард, звезда, восходящая на Капитолийском холме. Следующие слайды фиксировали сенатора во главе парада в День ветерана, на коленях в церкви, играющего в футбол с какими-то черными пацанами, за ловлей рыбы и в компании Арнольда Шварценеггера. Еще сенатор пощипывал струны банджо и разрезал за семейным столом большую индейку.
Снова зажегся свет, послышались звуки общего одобрения.
— Блестящий выбор, — с подъемом сказал Глюк. — Просто идеальный. С таким материалом мы не провалимся.
— Я знал, что он вам понравится, — самодовольно сказал Йохансен, — и пригласил мистера Рекарда встретиться с нами здесь, сейчас. — Он перегнулся в кресле, щелкнул переключателем и распорядился по внутренней связи:
— Дженни, проводите, пожалуйста, сенатора в гостиную.
Появившийся в дверях человек показался несколько ниже ростом, чем на экране, но у него были тот же загар и та же стеснительная улыбка.
— Джентльмены, — сказал тут Йохансен, вставая, — я хочу, чтобы все вы познакомились сейчас с будущим президентом Соединенных Штатов.
Он захлопал в ладоши, и остальные присоединились к нему.
Позже в тот день по Уолл-стрит пронесся слух, что японские инвесторы на очередном аукционе отказываются брать свои обычные тридцать процентов казначейских облигаций США. Наоборот, они сбрасывают облигации. Биржевые маклеры в Нью-Йорке ссылались на информацию из Токио, лондонские биржевики — на сведения из Нью-Йорка. Так или иначе, курс ценных бумаг на американском фондовом рынке резко снизился, а учетные ставки по вкладам в Европе взмыли вверх. В считанные часы индекс Доу-Джонса[4] упал на десяток пунктов.
Назавтра японские банки официально информировали, что не намерены девальвировать американские ценные бумаги, однако международный фондовый рынок пришел в движение, остановить которое было немыслимо.
Глава 4
Телефонный номер, обозначенный в счете Хары в отеле, привел Мори в «Оазис любви» на задворках Акасаки. Это был вульгарный кабаре-клуб с ограниченным выбором девушек. Многие из них приехали из деревень заработать на квартиру в большом городе.
Господину вроде Хары уместно было бы посещать респектабельные заведения Гиндзы и водить дружбу с элегантными и остроумными хозяйками этих клубов и кабаре. Вместо этого он выбирает себе крепко скроенных обитательниц «Оазиса любви» с красными коленками. Это было необъяснимо, как, впрочем, многое в поступках людей, плывущих по течению жизни.
Управлял заведением авторитетный головорез по кличке Йокогама Джордж, бегло говоривший по- английски и немало этим гордившийся. В свое время он специализировался на иностранных бизнесменах, сводничая в злачных местах и на улицах Акасаки. Он был их гидом и нянькой, в конце концов водворяя их в «муравейник» с ячейками, в каждой из которых были надувной матрац, девушка, душ. Доллар стоил тогда чуть не триста иен… С течением времени «Оазис любви» укрупнился и расширил «меню». Тут клиенту предлагали любовь по умеренным ценам с выдуманными атрибутами экзотики большого города. Заведение сориентировалось на внутренний спрос, и добрая часть доходов исходила из специфических услуг, предоставляемых постояльцам трех-четырехзвездочных отелей. Заезжие служащие могли насладиться обществом стюардесс в униформе компании «Японские авиалинии», учениц средних школ в школьной форме, медсестер-массажисток и девушек-вамп, затянутых в кожаные корсеты…
Йокогама Джордж сидел у входа в «Оазис» в гавайской пляжной рубашке и укороченных белых штанах с поясом из крокодиловой кожи. На его шее красовалась золотая цепочка, а запястье охватывал браслет с часами «Ролекс». Денек был скучный, моросил дождь, но Йокогама был в тех же темных очках, что и пять лет назад. Такие очки в стальной оправе, вроде тех, что носят летчики, давно уже вышли из моды.
Он сразу узнал Мори.
— Тебе-то чего здесь? — прорычал Йокогама.
— Тебе повезло, что я добрый, — ответил Мори. — Ты вроде все забыл? Если бы не я, сидел бы ты в данный момент в тюрьме в Абасири и делал чучела из бамбука. Это можно еще устроить. Но, пожалуй, на
