— Если так, то плохи наши дела, — сказал с кивком Катон. — Очень плохи. За воротами у нас враг, внутри ворот — убийца, а союзник подозревает в этом убийстве нас. Как монету ни кидай, все равно не на тот край.
— С какой это поры, друг мой, ты проникся к азартным играм? — мрачновато пошутил Макрон.
— Да с той самой, что повелся с тобой, мой драгоценный префект, — в том же духе парировал Катон.
Глава 25
— Как ты думаешь, что они там затевают? — задал вопрос Макрон, с прищуром глядя на отдаленное копошение по ту сторону агоры, на купеческом дворе. Катон стоял рядом на воротном перешейке и тоже смотрел в ту сторону, сделав руку козырьком от ярящегося солнца. В паре сотен шагов суетились повстанцы, а из-за стены купеческого подворья доносился звук пил и молотков.
— Наверное, делают еще один таран, — пожал плечами Катон. — Времени у них было достаточно, чтобы заготовить материалы.
С предыдущей попытки мятежников проломить ворота, как и со смерти Амета, минуло восемь дней. Все это время правитель скорбел по своему сыну — срок не самый разумный, поскольку труп, даром что лежал в одном из самых прохладных хранилищ под цитаделью, все равно быстро разложился. Наконец Вабат дал указание жрецам храма Бела умастить тело благовониями и обрядить для погребения на костре, приготовленном во внутреннем дворе за царскими покоями. Общая нехватка дерева вынудила дворцовых слуг изломать кое-что из мебели и дверей, чтобы соорудить кострище, достойное венценосного наследника. И нынче с заходом солнца тело Амета должно было возлечь на костер, взлетев затем в вихре очистительного пламени прямехонько в ночные небеса.
Таким же вихрем пронеслась по рядам оголодавших солдат и беженцев молва о смерти князя, и различные лагеря в цитадели поглядывали теперь друг на друга со взаимным недоверием и чуткой настороженностью. Катон впервые ощутил ее на себе, когда через два дня после гибели царственного отпрыска пошел навестить в лазарете Архелая. Грек, когда он его нашел, сидел на постельной скатке в колоннаде и смотрел на внутренний двор. Рука у него была на перевязи, плечо плотно замотано, а ввалившиеся глаза взирали на мир с усталой скучливостью. Катон на подходе с улыбкой приподнял кувшинчик вина, который принес приятелю для поправки настроения.
— Вот тебе снадобье.
— О, — сдержанно улыбнулся Архелай. — Его-то мне и недоставало.
Катон присел рядом и с утомленным вздохом прислонился к стене, протягивая тетрарху кувшин.
— Как там у вас дела? — поинтересовался Архелай. — Что-то не слыхать шума со стен.
— Это точно, шума нет. Повстанцы что-то успокоились. Опять же, может, они могут себе это позволить. У нас заканчиваются запасы еды, вода на исходе, а они ждут себе в помощь парфянское войско. Наше счастье, если Лонгин успеет сюда до парфян.
— А это, по-твоему, вероятно? — Архелай вынул зубами затычку и как следует приложился к вину.
— Не знаю, — как-то вяло отмахнулся Катон. — Ну да ладно. Как плечо?
— Побаливает, римлянин. Ишь, рука вон обвисла. В бой мне теперь никак. Во всяком случае, до поры.
— Эх, жалко. Нам сейчас нужен каждый, кто может держать меч или копье. Между прочим, судя по тому, как все складывается, народ тут в крепости может повернуть оружие друг на друга с таким же успехом, как и против повстанцев.
Воцарилась неловкая тишина, которую, отхлебнув еще раз из кувшина, прервал Архелай:
— Тут поговаривают, князь Амет пал от руки своего брата. Это так?
Катон чуть подвинулся, чтобы смотреть на грека не искоса.
— Прямо так и говорят? — переспросил он. — Вообще-то эта смерть Балту на руку. Устраняя соперника на наследование трона, он получает очень многое. Хотя на момент убийства он сидел со всеми на пиру.
— Тогда приглядись к тому его рабу, Карпексу.
Катон, подумав, кивнул:
— В самом деле, не мешало бы перекинуться с ним словцом. Может, он и впрямь что-нибудь знает.
— Кстати, есть и такие, кто говорит: убийство князя — дело рук римлян. В частности Крат, один из советников правителя. Он говорит, что теперь, расправившись с Аметом, вы убьете еще и Балта, а там дело дойдет и до самого венценосца. Так Пальмира окончательно подпадет под Рим.
Катон на это рассмеялся, но увидев, с какой каменной серьезностью смотрит на него Архелай, откашлялся и сказал:
— Но хоть ты-то, надеюсь, не покупаешься на эти россказни?
— За что покупаю, за то и продаю, — поджав губы, ответил грек. — Говорю то, что на слуху. Меня-то это напрямую не касается, как и других наемников из дворцовой стражи. Покуда нам деньги платят. Беда, правда, в том, что если слухи не врут, то мы можем в случае чего потерять работу. Так что смотри в оба, префект, когда будешь находиться в обществе правителя или князя. Их телохранители к измене так и принюхиваются, готовы муху на лету засечь. Вначале рубанут, и лишь затем спросят.
— Только этого нам не хватает, — пробурчал Катон, — на тени с ножом бросаться.
— Но ведь кто-то же убил князя. И у них были свои причины.
— Да, далеко мы так зайдем, — сказал Катон со вздохом. — Ладно, мне пора. Давай тут, попивай свое винишко. — Он встал и, потягиваясь перед уходом, приятельски кивнул: — И береги себя.
— Ты тоже, римлянин. Особенно свою спину.
— Не премину.
Катон зашагал по проходу и после минутного колебания свернул в комнату на конце колоннады. Там Юлия у окна застирывала в бронзовой ванне какие-то повязки.
— Ты что, вообще не приседая? — спросил Катон с порога.
Юлия обернулась с виновато-усталой улыбкой:
— Как видишь. А ты?
Пока префект проходил по комнате, она проворно отерла руки о свою длинную тунику. В наклонном луче солнца, струящемся из окна, ее черты лучились неким таинственным светом, какой Катон прежде не замечал; сердце у него по приближении тревожно и сладко забилось. А затем произошло нечто совершенно неожиданное. Катон, ни о чем не раздумывая, взял ее за руки и, придвинувшись лицом, поцеловал в губы. Он почувствовал, как Юлия изумленно застыла, но только на мгновение, а затем отозвалась на поцелуй и высвободила свои стройные руки лишь для того, чтобы охватить ему спину и нежно обнять. Катона охватила такая легкость, что казалось, ступни сейчас сами собой оторвутся от пола; между тем судорожный трепет страсти прошел по всем жилам. Он прижал ее к себе, любяще и крепко.
— Ой, — отстранилась вдруг Юлия. — Этого, пожалуй, не надо.
— А? Ты о чем?
Юлия, видимо, сама только что сообразила, в чем дело, и, смешливо фыркнув, указала на рукоятку Катонова меча.
— Да вот эта вот тыкалка в меня уперлась. Надо же.
Катон зарделся.
— Извини, я не думал… Как-то захватило всего.
— А то как же! — Юлия еще раз с улыбкой его чмокнула. — Наконец-то. Я все думала, когда же ты меня поцелуешь. По крайней мере, надеялась на это.
Катон, охватив ладонями обе ее щеки, посмотрел ей в глаза близко-близко:
— Значит… ты чувствуешь то же, что и я?
— Ну а как же, глупышок. — Она погладила его по руке. — Понятное дело, редко кто из мужчин не
