– Я похож на чечена? – весело удивляется Селим. – Может быть... У меня родители были какими-то чернявыми...
– Идет карта... – предупреждает Лари. – Разделение на девять листов....
Сережа принимает из принтера лист за листом и складывает их как детскую мозаику на столе. Селим тут же находит себе работу, вооружается ножницами и мотком скотча, чтобы листы склеить один к одному, но тут же начинает ворчать.
– Что за скотч в России выпускают. Такого даже в Нигерии не найти... Вот уже в третий раз сегодня пробую... Не могу в мотке конец найти...
– Это потому что ты не русский, не сообразительный, – комментирует Сережа, рассматривая карту. – Ну, вот... Кажется, и для оперативников нашлась работа.
Он берет из рук Таку первый лист распечатки и снова заглядывает в него.
– Профессор Даутов Ахмад Алимханович, полковник ГРУ... Собирается вскоре в Москву... Договорился с Талгатом Хамидовичем Абдукадыровым о встрече. Конкретный срок будет уточнен по телефону... Номер сотового телефона... Полковники не пользуются спутниковыми... Не доросли... Разговор шел о лечении. Просят проверить специализацию полковника... Ну!..
Последняя фраза звучит угрозой.
– Что? – Улыбка Селима в таком разговоре совсем некстати, но он улыбается скорее от растерянности. Не понимает, что разозлило младшего Ангела.
– Что я вам говорил?
– Что? – теперь переспрашивает Таку.
– Кто платит, тот и музыку заказывает... Есть такая русская поговорка...
– Надо запомнить, – под нос себе говорит Джон.
– При чем здесь музыка? – не понимает Таку.
– ЦРУ уже пытается запрячь нас в работу на себя. Просят проверить специализацию сотрудника ГРУ. Это шутка? Подскажите мне, в каком месте начинать смеяться...
– Это похоже на шутку... – Таку улыбается очень кисло.
– Надеюсь, не встречу возражений, если с этой телеграммой снова отправлюсь к парням из Интерпола?..
– В этот раз, думаю, не встретишь, – соглашается японка. – Нам по-любому следует совершать эту проверку, хотя она и сильно рискованна. Но результаты докладывать в ЦРУ нам вовсе не обязательно. Боюсь только, что в случае прямого отказа может последовать ряд отказов в противоположную сторону. Здесь следует быть дипломатами... Кто платит, тот и музыку заказывает. Но музыку могут слышать разные уши и воспринимать ее по-разному...
3
Три звена «МИ-8» заполнили своим гулким пугающим звуком, кажется, весь воздух долины. Три звена – шесть машин, хищных и темнотелых, как птеродактили, склонили книзу готовые к атаке подкрыльные кассеты-ракетницы, уставились в землю фонарями кабин.
Полковник Согрин стоит в полный рост, не опасаясь выстрелов снайперов. Он понимает, что с такого расстояния его достать практически невозможно, кроме того, любой выстрел только даст правильное направление поиска. Да и бронежилет на такой дистанции является надежной защитой. Рядом, спрятавшись за камень, устроился Кордебалет. Но и он не от выстрелов прячется. За камнем площадка ровная, и на ней удобно расположить рацию. Наушники с микрофоном в руках полковника, а сам Кордебалет протирает замшевой тряпочкой окуляры прицела своего «винтореза». Оружие, а особенно прицел, он всегда держит в образцовом порядке.
Согрин задирает голову, рассматривая вертолеты, и поднимает руку, напоминая фигурой и жестом вождя пролетариата.
– «Шмель-один», я «Рапсодия»... Рад приветствовать вас. Рекомендую познакомиться со мной визуально. Я на противоположном склоне – показываю цель рукой... Обратите внимание...
Позывные для связи с землей между войсками и вертолетчиками стабильно установились еще в период афганской войны. Именно тогда все вертолеты стали «шмелями». Для связи между собой и связи с диспетчерами пилоты используют, естественно, другие позывные. Но на «Шмеля» откликаются всегда охотно. А «Шмель-один» – согласно традиции, командир первого звена ракетоносцев, то есть командир эскадрильи.
– «Рапсодия»... Я «Шмель-один». Рад встрече, товарищ полковник. Не впервой с вами... За нами следом идет вторая эскадрилья. Если мы не справимся, они завершат. Нам сказали, надо долбать какой-то склон...
– Да... Противоположный от меня. Видишь, я рукой показываю... Там пещеры, а в склоне амбразуры... Нам нужны входы в пещеры. Они, похоже, замурованы, а оставшиеся замаскированы и держатся под прострелом... Если вы сумеете нам новые входы отрыть... И чем больше, тем лучше...
– Задачу понял... Примерный уровень?
– Засекайте линию огня пулемета... Пулеметчик! Огонь! – дает полковник команду.
Крупнокалиберный пулемет, установленный рядом, тут же начинает рисовать трассирующими пулями странную кардиограмму по противоположному склону горного хребта. Камни, пыль, трава – все поднимается и взлетает под мощными тяжелыми пулями. «Огненный карандаш» замолкает, потом, по подсказке подполковника Разина, рисует очередь чуть в стороне.
– Я «Шмель-один». Примерно понял. Иду на пробную атаку...
Вертолеты ложатся на крыло, чуть набирают высоту, а потом пикируют в сторону склона. И, обгоняя их, оставляя только дымчатый след в вечернем небе, с шумом уходят в сторону хребта НУРСы. Между атаками звеньев промежуток минимальный, точки атаки распределены правильно, чтобы охватить на пробном обстреле наибольшую территорию. Взрывы разносят склон по камешку. Даже с противоположной стороны ущелья, где собралось командование отряда спецназовцев, кажется, чувствуется особый, ни с чем не сравнимый сладковато-болезненный, беспокоящий нервы запах.
Круг разворота ракетоносцев невелик. Повторная атака так же стремительна и целенаправленна, хотя не успели еще полностью осесть дым и пыль от первых взрывов. Новые взрывы добавляют сумятицу, в которой невозможно разобрать, удачны или, наоборот, неудачны действия вертолетчиков. Третий заход оставляет кассеты ракетоносцев пустыми.
– Я «Шмель-один». «Рапсодия», задачу завершил. Вторая эскадрилья на подлете...
– Я «Рапсодия». Понял тебя... Пусть не торопятся... Прошу барражировать в пределах видимости. Если ситуация не прояснится, попрошу задержаться до наступления темноты... Я пока не вижу результата... Минут десять-пятнадцать надо, чтобы видимость восстановилась. Дыма много... Чем вы НУРСы начиняете?..
– Это не мы, это нам... Удачи...
Согрин не отвечает, передает наушники и микрофон от большой рации Кордебалету, закончившему чистить окуляры, и пододвигает ближе ко рту маленький микрофон «подснежника».
– Я «Рапсодия». «Бандит», как слышишь?
– Я «Бандит». Можешь не кричать...
– Вперед!..
Сохно вместе со своими омоновцами давно уже ждет команды под скалами у дороги, скрытый и от постороннего взгляда, и от случайного камнепада, вызванного взрывами. В том самом месте ждет, где пропал недавно Талгат Абдукадыров. Возможно, сидит на том самом камне, которым Талгат привалил вход в лаз. Но разве переворошишь все камни здесь...
– Быстрее, быстрее... – В запале он говорит по-русски, забыв, что этот язык здесь понятен ему одному.
Талгат не зря толкает, не сдерживая силы удара в спину, и подгоняет окриками своего помощника Джазира. Все потому, что у него даже сомнения не возникло – НУРСы имеют обыкновение летать быстрее, чем бегает самый быстрый человек. А если к тому же человеку необходимо стремглав нестись в узком пространстве, подсвечивая себе дорогу легким и слабым фонариком, беспрестанно пригибая в последний момент голову, чтобы лоб себе не расшибить, можно представить, что это получается за соревнование.
Едва-едва они успевают сделать поворот и проскочить по паре шагов в боковом ответвлении от галереи, как раздается первый взрыв, от которого все внутренности пещеры начинают ходить ходуном, как в мощное землетрясение, и на голову им сыплются песок и мелкие камни. Но здесь уже Талгат зло смеется и останавливается, придерживаясь руками за стены, словно тормозит. Здесь, за поворотом, они уже вне зоны поражения. Единственная опасность – разрушение переходов, но это может случиться с одинаковым успехом и в непосредственной близости, и в дальнем горизонте, в глубине. Талгат знает, что все тело хребта состоит из каменных костей и земляного мяса. И если НУРС попадет в основание какой-то из этих костей, то сотрясение пойдет глубоко и обрушение может случиться там, где эта кость кончается. Джазир пробегает еще десяток шагов и только потом замечает, что командира рядом нет. И тоже останавливается, точно так же придерживаясь руками за стены, чтобы не удариться о выступ. Оборачивается испуганно – не случилось ли чего с Талгатом? И облегченно вздыхает. Только тут понимает, что командир смеется.
– Что? – спрашивает Джазир, и голос его испуганно вибрирует, а глаза смотрят не на Талгата, а за поворот, где летят клубы дыма и пыли, откуда раздаются новые и новые чередующиеся взрывы.
– Я здесь подожду, а ты беги за подмогой. Этот и соседний проход надо срочно камнями завалить... Быстро! – Талгат прикрикивает. – А по другим коридорам пусть гости побегают... Долго им блуждать придется...
Джазир растерянно кивает и сдвигается в глубину, постепенно ускоряя шаги. А сам Талгат не спешит. Он опять улыбается, хотя улыбка эта горькая. Он стоит в опасной близости от угла, за которым вход в галерею, опирается рукой о стену, словно эту стену пробует на ощупь. Он в самом деле пробует ее. Талгат хорошо знает, что эта стена – большой, далеко тянущийся монолит. Монолит вздрагивает всем своим твердым телом, но не вибрирует, не дрожит. Это значит, что для него подобный обстрел не страшен, как мог бы быть он страшен для более колкой или, наоборот, мягкой породы. Монолит выдержит, и Талгат за ним в безопасности. А уходить далеко не хочет, потому что свое командирское ремесло знает хорошо. Он отлично помнит, сколько НУРСов на вооружении «восьмерки». Он считал количество вертолетов, он понимает, что может прилететь вторая эскадрилья, но не будет сразу повторять атаку, потому что даст возможность осесть дыму и пыли, чтобы увидеть результаты первой атаки. В тихую безветренную погоду на это уйдет минуть десять.
– Последнее звено! – не себе говорит, а словно вертолетчикам отдает приказ Талгат.
Он выслушивает количество взрывов и после этого спокойно выходит в облако пыли. Знает, теперь некоторое время можно спокойно бродить по галерее, превратившейся в площадку. Он слышит одновременный топот ног. Это исполнительный алжирец Джазир возвращается с помощниками.
– Камней много... – из пыльного облака кричит Талгат. – Таскайте, заваливайте эти два коридора. Сами уходим через щель и заваливаем ее...
Кто-то оказывается рядом, вытаскивает большущий осколок стены из-под ног Талгата, тащит. А он выходит на самый край, перешагивает то, что было некогда стеной – не очень прочной, но все же стеной, и шагает дальше, на самый край, ближе к месту, где можно чистый воздух увидеть. Но там
