Мой адвокат Игорь — умен и хитер, как хороший еврейский адвокат, и апелляцию мне составил отличную. Многие евреи не так уж сильно любят Россию, не так, как мы с интеллигентного вида судьей, красиво взмахивающей рукой с черными короткими ногтями…
Пока интеллигентная говорила, вторая — с волосами, которые вылезали из-за ушей и мешали ей сосредоточиться, всё посмеивалась, а председатель Федорова раскладывала черную мантию на огромных плечах и покачивала головой — и непонятно было, соглашалась она или просто удивлялась — да как же так? Бабка вон вся изорванная, сама еле живая от старости, девушка беременная, на последнем сроке, с трудом живот до суда дотащила, и мужчина такой приличный, в очках, глаза огромные, доверчивые, а евреи с коммунистами и журналюгами проклятыми их из квартиры гонят…
Я записала на диктофон всё, что они говорили, и надеялась, что мне это когда-нибудь пригодится. Когда я все же попыталась сказать, что ксенофобия теперь запрещена Конституцией, и что все наши дедушки вообще-то были коммунистами и многие из них были неплохими людьми и патриотами, и что к нашему делу это имеет мало отношения, председатель суда только махнула на меня огромной ручищей и сказала:
— Посидите пока… — и все трое рассмеялись.
Смеялся и Савкин, и его дамы.
«Это не суд, это фарс, отвратительнее и бесстыжее лицедейство», — записала я на свой диктофон во время перерыва, чтобы хоть что-то сказать им в ответ. Ольга не пошла курить, чтобы не оставлять меня одну с Савкиным и его подругами.
Пока судьи хохотали за стенкой во время своего «совещания», мы с Ольгой никак не могли понять, неужели они не знают, что здесь, в зале суда, все слышно? Как звенят чашки, как лопнул и рассыпался пакет с сахаром, как одна из судей назвала пакет «долбаным», себя «косорукой», а меня… Ольга засмеялась и положила мне руку на плечо, когда все тот же бодрый голос, запинающийся на букве «с» и «ч», поинтересовался: «И тево ей надо, этой фтерве? Не зивется…»
Тем не менее, прохохотав минут десять, судьи, облизываясь и вытирая губы, вернулись со следующим заявлением: рассмотрение дела откладывается для выяснения некоторых обстоятельств, указанных в апелляционном заявлении адвоката Савельева. Игорь сумел-таки, пусть заочно, хотя бы приостановить решение Морозовой.
— Может, надо их пока выселить, с милицией, через прокуратуру? — спросила в раздумье Ольга, когда мы сели в машину. — Ведь решение суда не вступило в силу, раз подали на апелляцию.
— Надо бы, Ольга, конечно. Если бы я была в силах… Я боюсь. Боюсь потерять ребенка.
— Хочешь, я этим займусь?
— Спасибо, я подумаю.
— И, знаешь, Лена… — Она развернулась ко мне. — Переезжайте в мою квартиру. На время. Пока все как-то не утрясется. Зачем вам жить в съемной комнате? Это просто невозможно, для такой женщины…
— Ольга…
Я по-прежнему не хотела верить в то, что Ольга — просто неожиданный подарок судьбы в виде хорошей, надежной подруги. А что у меня попросят взамен? Не Ольга — те высшие силы, которые организовали это чудесное появление щедрой, доброй, терпеливой подруги из ниоткуда. Из темноты Новорижской трассы. Почему она ехала именно в то время, когда я чудом отвязалась от клоповских ментов — язык не поворачивается назвать их как-то иначе? Появилась подруга, готовая помогать, безответно любить, дружить, тратить свое время. А что отберут? Бесплатно я таких подарков от судьбы не жду.
— У меня две свободные комнаты. Меня почти не бывает дома… — тем временем продолжала она.
— Спасибо, Ольга. Ничего страшного. Всё это временно. У нас замечательная хозяйка. И вообще, яркие впечатления… Для избаловавшейся за последние два года Варьки это даже полезно.
— Ну ладно уж — полезно! Некоторых вещей в жизни можно и не знать, — она наконец тронулась с места. — Давай пообедаем где-нибудь?
— Не сегодня, хорошо? Варя одна сидит, ждет меня. Там у нее в доме ни девочек знакомых, никого…
Я была уверена, что Любовь Анатольевна встретила Варю у метро, а забрала ее наша бывшая няня тетя Маша и проводила до Водного стадиона. Но тратить деньги на ресторан, или, еще хуже — обедать за счет Ольги…
— Ладно, я отвезу тебя. Ты с работой никак не определилась? Хочешь, я помогу? У меня есть хорошая знакомая, подруга…
— Бывшая… — не удержалась я. Может, она так увлеченно дружит с новыми подругами, потом они становятся бывшими, но крепкие связи держатся, и так потихонечку образуется целая сеть из самодостаточных, сильных, помогающих друг другу женщин. Что-то мне это напоминает, какой-то американский фильм, что ли…
Ольга быстро взглянула на меня.
— Нет, почему… Не бывшая… Просто не очень близкая. Она в хорошем журнале работает главным редактором, к слову. Ты вообще сама-то чего хочешь?
— Знаешь, я тут сказку стала записывать, очень увлеклась.
— Дашь почитать?
Я пожала плечами.
— Почему нет? Вот, у меня, кстати, в сумке остался диск с рукописью, я хотела дать ее одному человеку…
— Женьке, что ли? — неожиданно спросила Ольга. — Ты ходила, кстати, на спектакль в воскресенье?
— Да… А откуда ты?..
— Знаю-знаю, — Ольга прищурилась и смотрела на дорогу. — Дай мне почитать. Я очень люблю детские сказки. Сразу скажу — мне понравится. А любому художнику это важно. Чтобы читатель заранее был в восторге, еще не открывая книжки, правда? Или зритель хлопал бы уже в метро, представляя себе, как Женечка сделает носом вот так… — Ольга смешно сморщила нос. Но на Женьку похожа не стала.
«Ты ревнуешь, Ольга, ты просто ревнуешь», — могла бы сказать я. Но это была бы не я. Это была бы мудрая и дерзкая.
Глава 14
Вечером я написала еще главку, придумала то, чего не было в устном варианте, прочитала Варьке. Ей, конечно, очень понравилось, «очень-очень!» И вдруг она сказала:
— Мам, а вот здорово бы было посмотреть это по телевизору! Представляешь, такой мультик…
— Мультфильм… — Я задумалась.
— Или даже не мультик, а лучше, чтобы они все были настоящими, так можно? Чтобы и сказочный лес, и пещера — всё настоящее… И Сонечка — настоящая девочка. Как я… — скромно потупилась Варька.
Я была уверена, что ни о каком кино она не мечтала. Просто, действительно, Сонечка — это плохая Варя. Про такую девочку, как Варя, писать не очень интересно — она умненькая, оригинальная, но уж слишком хорошая. У детей она вряд ли бы стала популярной. Лично моей Варе не хватает хулиганистости, которой хоть отбавляй в придуманной Сонечке.
— Да, может быть, Варюша. Только я не знаю, как это делается. Я имею в виду, как пишутся сценарии. Это же профессия, этому учатся.
Но Варька заронила мне такую соблазнительную идею… Я изо всех сил старалась не уснуть вместе с дочкой, все-таки уснула, но утром проснулась около шести, заставила себя встать, умыться и усесться за компьютер с чашкой некрепкого чая. Я попыталась записать первые сцены в виде диалогов, потом перечитала их тихо вслух. Нет, конечно. Сценарий же это — не просто запись по ролям. Что-то пришлось менять, добавлять. Но в общем…
