спасая князя и девушку, они ведь – ко всему – еще и себя спасали, и не зря – теперь вот не сами по себе, а можно сказать, дружина, не просто гопники, а военные слуги благороднейшего рыцаря, с которого, в случае чего, и спрос. А если б не случай… Какие у них там, в Манресе, перспективы? Попасть рано или поздно в руки местного правосудия и украсить своими телами городские виселицы? Оно к тому и шло… если б не встреча с Егором.
Молодцы, ребята, живо свою выгоду сообразили, хоть и подростки еще, по сути-то… хотя нет – в эти времена взрослели рано. Это в голливудских фильмах подростки – обычно дебиловатые девицы да дубинушки лет по двадцать пять, вполне половозрелые особи, даже перезрелые, если на то пошло. А отвечать ни за что не хотят, не умеют – они же подростки, какой с них спрос, с детушек-малолетушек? Здесь такой номер не пройдет, живо спросят и, ежели некому заступиться, шкуру сдерут… или уж, на худой конец, на ближайшем суку повесят.
Светили в небе желтые звезды, и узкая, зависшая над горами луна ничего особо не освещала, а лишь больше сгущала тьму. Костер уже совсем догорел, лишь пара рубиново-синих углей мерцала во тьме, словно глаза какого-то дикого зверя.
Какие красивые у Аманды глаза! Да и сама она – красивая. Очень. И что бы там ни говорили… Черт! Укусил кто-то в шею. Москит? Не должны бы тут москиты…
Хлопнув себя по загривку, Малыш Фелипе привстал, поворочался, снова улегся на ветки… И опять принялся думать. Об Аманде, о ком же еще-то? Кому цветок подарил, о той и думал. Эта девушка – красивая, как солнце, что бы там ни говорили другие, а Фелипе хорошо слышал, как усмехался Беззубый: мол, тощая, как драная кошка… Ну и что с того, что не толстая? Не всем же дородными быть, тем более что дородных-то, с пышными бюстами женщин, честно сказать, Малыш Фелипе побаивался, а вот Аманду – нет. А что ее бояться-то? Она такая же, как и все, тоненькая, стройная… и арбузной груди нет. Альваро все на эту тему шутит, ох дать бы ему по зубам… Пары зубов-то у него и так нету, выбили, потому и Беззубый.
И все равно – дать бы! Или нет, лучше Аманде еще один цветок подарить… даже несколько, целый букет, вот к утру и нарвать, в шалаш забросить… Да! Отрок довольно улыбнулся – все же хорошо он придумал, просто здорово, и где цветы растут, знал – желтенькие такие, их и сорвать, у тропы, рядом с ущельем… Или пойти к реке? Нет, до реки далеко, не успеть, да и здесь сторожить нужно.
Подросток так и не уснул, все ворочался, дожидаясь своего часа. И дождался-таки – подошел сменивший Рыбину Рвань, нагнулся, дотронулся до плеча и шепнул:
– Эй, Малыш! Подымайся. Да вставай же!
– Встаю уже, встаю. Все спокойно?
– Да.
Поднявшись, Фелипе обошел стоянку по кругу, внимательно поглядывая по сторонам и прислушиваясь. Начинало светать, ночь уходила, пряталась на дно самых глубоких расщелин, к одной из которой и направился отрок, дабы нарвать цветов для юной красавицы Аманды, увы, не обращавшей на парня никакого внимания. Ну, разве что вчера вечером – из-за подаренного цветка. Поцеловала – да! Интересно, а сегодня поцелует?
Стоя на краю кручи, Фелипе нагнулся, потянулся за трехцветной фиалкой… и вдруг услышал позади, на тропинке, какой-то странный лязг, слегка похожий на тот, что производит опущенное забрало рыцарского шлема. Отрок быстро обернулся…
– Бог в помощь, славный юноша! – громко, не таясь, пожелал парню паломник в рясе с накинутым на голову капюшоном, странствующий монах, каких много. – Цветы собираем?
– Ну… так… – от неожиданности Фелипе Малыш забыл поздороваться.
– Хорошее дело! Ты к Моренете или уже от нее?
– К ней, – мальчишка наконец улыбнулся – странник разговаривал вполне доброжелательно, да и выглядел довольно скромно. Рваная, подпоясанная простой веревкой ряса, котомочка за плечами…
– Я так полагаю, ты не один тут… Меня с собой возьмете, ведь по пути?
– Возьмем, – кивнув, Фелипе тут же задумался. – Только об этом, наверное, не меня спрашивать надо.
– Ничего, ничего, я кого надо спрошу.
Монах сбросил с плеча котомку, развязал… что-то лязгнуло… ага, вот оно! Наверное, фляга…
– Тебя как звать-то?
– Фелипе.
– Славное имя. А я – брат Флориан. Семечек хочешь, Фелипе? Хорошие семечки, тыквенные… По глазам вижу, что хочешь. Ну, не стесняйся же, подходи!
Уже все встали, умылись в ручье и подкреплялись оставшейся с вечера рыбой, а Фелипе Малыш все не приходил, словно в воду канул.
– Может, он заметил кого? – заволновалась Аманда.
Альваро Беззубый скривил тонкие губы:
– Да ладно – заметил! Как же, скорее за цветами пошел. Не видал я, что ли, как он вчера на тебя смотрел?
– Вообще-то, нам бы надо идти уже, – вытирая об траву руки, заметил Егор. – Но без Малыша не пойдем…
– Подождем?
– Нет. Ждать не будем – поищем.
Разделились на группы: Рвань с Рыбиной, Альваро с князем и Лупано с Амандой – такое разделение последним пришлось очень по душе, что было заметно даже толстокожему Рыбине.
– Посматривайте, – сказал тот. – Вдруг да погоня?
– Не, погони не может быть, – сплюнув через выбитый зуб, уверенно возразил бывший вожак шайки. – Но тут ведь всякого люда хватает. А Малыш и заблудиться мог вполне, клянусь Святым Яго!
К полудню они прочесали всю округу, и даже больше, заглянув буквально под каждый куст. Тщетно! Мальчишка исчез, словно в воду канул. А может, и правда – в воду? Река-то недалеко… по прикидкам Вожникова, километрах в пяти-шести… рядом.
– Да, пойдемте к реке, – закивал Альваро Беззубый. – Вдруг он туда ушел да увидел кого…
– Или его уж схватили…
– Да, посматривать надо.
Все оглянулись на князя, в задумчивости застывшего на вершине утеса, близ корявой сосны, извивающейся ветвями, словно скрученный жуткой подагрой Змей Горыныч. Жаркое солнце давно уже высушило утреннюю росу и туманную дымку, оставшуюся невесомым покрывалом лишь высоко в горах. Парило. Все чаще налетал ветер, так что грозы не должно было быть, просто не успевали собраться тучи.
– Вы идите к реке, старший – Альваро, – наконец принял решение Егор. – Не торопитесь, по пути тщательно осматривайте все… Только кричать, я полагаю, не надо.
– Да, не стоит – там опасные места, – гордый назначением Альваро довольно цыкнул через выбитый зуб. – Можете не волноваться, сеньор, все будет сделано четко и скрытно.
– А я и не сомневаюсь. – Спрятав улыбку, Вожников придержал за локоть одного из парней – Рыбину: – Постой-ка, дружище Энрике. Ты что-то там говорил про цветы?
Рыбина – нескладный подросток с угрюмым некрасивым лицом и потухшим, словно у снулой рыбы, взглядом – с удивлением оглянулся:
– Да, говорил. Они там растут, на круче… ну, Малыш вчера приносил…
– Идем, покажешь. Осмотрим все, а потом остальных нагоним. Вперед!
– Угу, – Энрике с готовностью поклонился и утробно высморкался. – Готов за вами идти куда угодно, благородный сеньор!
Сказал и, отвернувшись, показал Беззубому язык, думая, что «благородный сеньор» не заметит. А сеньор заметил, он вообще всегда все замечал или, по крайней мере, старался. Заметил и сейчас… и про себя улыбнулся, отметив, что даже такой внешне угрюмый и неприятный тип, как Рыбина, все же определенным чувством юмора обладает. А значит – далеко не дурак. И цветы вот заметил.
– Ну, долго еще?
– Вон, господин, у той скалы. Прямо вот тут, по тропке… А вот и цветы!
