Кларк.
Дьявол умер. Да здравствует Дьявол.
Нам нужно, чтобы было, кого винить.
По проходу, покрытому черным ковром, по красной Китайской галерее, вниз по синей французской лестнице – мы несем мистера Уиттиера. Через ярко оранжевое фойе майя, где Мать Природа убирает со лба белую прядь волос, выбившуюся из парика. Ее медные колокольчики тихонько позвякивают. Парик – нагромождение серых локонов, оставшихся после какой то оперы. Мокрые от пота локоны падают ей на лицо, и Мать Природа говорит:
– Еще кому нибудь жарко?
Герцог Вандальский дышит часто и тяжело, тело мистера Уиттиера давит ему на плечо. Он задыхается и тянет за воротник своего смокинга.
Даже красный бархатный сверток как будто промок от пота. Запах кетонов – запах авиационного клея. Это от голода.
И Преподобный Безбожник говорит:
– Конечно, тебе будет жарко. Парик у тебя надет задом наперед.
И Хваткий Сват говорит:
– Вы слышите?
Внизу, под нами, в подвале темно. Деревянная лестница – узкая. Внизу, в темноте, что то ревет и грохочет.
Нужно, чтобы все было таинственно .
Нужно, чтобы было опасно .
– Привидение, – говорит Обмороженная Баронесса, ее рот, просто сальная складка, даже не раскрывается, а провисает.
Не привидение, а печка. Работает на полную мощность. Нагнетательный вентилятор вдувает в трубы горячий воздух. Газовая горелка пыхтит вовсю. Печка, которую испортил мистер Уиттиер.
Кто то ее починил.
Где то внизу, в темноте, кричит кот. Всего один раз.
Что то должно случиться. И мы спускаемся вниз по лестнице, с телом мистера Уиттиера.
Мы все истекаем потом. Тратим еще больше энергии в этой новой, невозможной жаре.
Спускаясь вниз, в темноту, следом за телом, Мать Природа говорит:
– Да что ты знаешь о том, как носить парики? – Она поднимает руки с обрубками пальцев, сверкнув бриллиантовым перстнем, и поворачивает свой серый парик, не снимая, так чтобы он был надет, как надо. Она говорит, обращаясь к Преподобному Безбожнику: – Что такой недоумок, как ты, знает о старинных нарядах от Кристиана Лакруа?
И Преподобный Безбожник говорит:
– О турнюрах Лакруа с юбкой тюльпаном? – Он говорит: – Вот ты сейчас удивишься.
Вавилонское столпотворение – Стихи о Безбожники
– До книги Бытия, главы одиннадцатой, – говорит Преподобный Безбожник, – у нас не было войн.
Пока Бог не обрек нас сражаться друг с другом, на всю оставшуюся историю человечества.
Преподобный Безбожник на сцене, брови выщипаны и изогнуты в две тонкие линии; веки подведены искрящимися тенями всех цветов радуги, от красного до зеленого…
Ниже тоненьких лямок вечернего платья, обшитого красными блестками, на рельефном бицепсе правой руки красуется татуировка, череп, и надпись под ним:
«Лучше смерть, чем бесчестие».
На сцене вместо луча прожектора – кадры из фильма:
Церкви, мечети и синагоги.
Религиозные лидеры в ризах, усыпанных драгоценностями, машут, приветствуя толпы, из за стекол бронированных лимузинов.
Преподобный Безбожник говорит:
– На равнине в земле Сеннаар люди всем миром строили башню.
Все человечество – в едином порыве к единой цели, в своей благородной мечте, которую они воплощали в реальность все вместе,
в те времена, когда не было армий, оружия и битв.
И Господь опустил на них взгляд с небес и увидел растущую башню, воплощение единой мечты человечества, угрожающий вызов божественному началу.
И сказал Господь:
– Вот, один народ… и вот что начали они делать…
и это только начало того, что смогут вершить они по своему разумению.
И отныне и впредь не будет им ничего неподвластного.
Его собственные слова, в Его Библии. Книга Бытия, глава одиннадцатая.
– И наш Господь Бог, – говорит Преподобный Безбожник, его голые руки и мускулистые икры испещрены черными крапинками сбритых волос, которые уже отрастают, он говорит:
– Наш всемогущий Господь так испугался, что рассеял единый народ по всей земле, и смешал языки, чтобы отныне и впредь чада Его стали друг другу чужими.
Наполовину – женский имперсонатор, наполовину – морской пехотинец в отставке.
Весь искрящийся красными блестками. Преподобный Безбожник говорит:
– И что же, наш всемогущий Господь так не уверен в своем всемогуществе?
Господь, который настроил сынов своих друг против друга, чтобы сделать их слабыми.
Он говорит:
– И этого Бога нам полагается чтить?
Пришибленные – Рассказ Преподобного Безбожника
Вебер смотрит по сторонам, лицо у него – бесформенное и какое то смятое, одна скула выше другой. Один глаз – просто молочно белый шарик, вставленный в красно черную опухоль под бровью. Его губы, губы Вебера, как будто расколоты посередине, так глубоко, что вместо двух губ у него – четыре. Во рту не осталось ни единого зуба.
Вебер обводит взглядом салон самолета, где стены обтянуты белой кожей и все отделано лакированным кленом, отполированным до зеркального блеска.
Вебер смотрит на стакан с чем то крепким у себя в руке; лед в стакане почти не растаял под потоками воздуха из кондиционера. Он говорит, слишком громко – из за потери слуха. Даже не говорит, а кричит:
– Где мы?
Мы на борту «Gulfstream G550», лучшего частного самолета из всех, которые дают на прокат, говорит Флинт. Потом лезет в карман, что то выуживает двумя пальцами и протягивает Веберу через проход. Маленькую белую таблетку.
– На вот, съешь, – говорит Флинт. – И давай допивай, мы почти прилетели.
– Куда прилетели? – говорит Вебер и запивает таблетку. Он по прежнему озирается по сторонам, смотрит на кресла с откидными спинками, обтянутые белой кожей. На белый ковер. На кленовые столики, которые кажутся мокрыми из за блестящего лака. На диваны из белой замши, заваленные подушками. На журналы, каждый – размером с киноафишу, под названием «Элитные путешествия», с ценой, указанной на обложке: 50 долларов. На крючочки и краны в ванной, с золотым покрытием в 24 карата, На кухонный отсек, где стоит кофеварка, и свет галогенных ламп отражается слепящими бликами от свинцового хрусталя.
