И с каждым разом, с каждым новым городом, у них у каждого как будто прибавлялось по чемодану. Для их модных платьев, для вечерних нарядов. Потом они перешли на специальные пакеты для одежды, чтобы платья не так сильно мялись. У них были пакеты для туфель и коробки для париков. У каждого – по большому набору косметики.
Дошло до того, что на эти наряды они тратили чуть ли не больше, чем зарабатывали. Но стоило только об этом заговорить, как Флинт заявлял:
– Для того чтобы сделать деньги, надо сперва их потратить.
И все это – не считая расходов на музыку. Сперва музыку ставили наобум, но потом обнаружилось, что люди охотнее лупят тебя по роже в сопровождении следующих альбомов:
«Сolor Me Barbra»
«Stoney End»
«Тhe Way We Were»
«Thighs and Whispers»
«Broken Blossoms»
Или «Веасhes». Да, особенно «Beaches».
Заприте Махатму Ганди в монастыре, отрежьте ему яйца, накачайте его демеролом, и он все равно врежет вам в морду, если поставить ему эту песню, «Wind Beneath Your Wings». Спросите хотя бы у Вебера. У него большой опыт.
В армии их этому не учили. Там их учили другому. Но когда возвращаешься на гражданку, как то нигде не встречаются объявления из серии: требуются эксперты по снабжению армии, операторы военных систем наведения и дозорные. Они вернулись домой – и не нашли никакой работы. Ничего, где платили бы столько же, сколько Флинт срубал с публики, сверкая ногами в длинном разрезе, сбоку на темно зеленом атласном вечернем платье – ногами в тончайших нейлоновых чулках, выпирающих из золоченых сандалий. Флинт, замазывающий синяки в перерывах между песнями и ударами. С его сигаретой, измазанной красной помадой. Помадой и кровью.
Окружные ярмарки приносили хороший доход, а на втором месте, с минимальным отрывом, стояли мотоциклетные гонки. Родео – тоже неплохо. И выставки лодок. И автостоянки у павильонов, где проходили выставки охотничьего оружия. Везде находились люди, готовые платить за потеху – и платить хорошо.
Как то вечером, по дороге обратно в мотель, уже после того, как почти весь макияж Вебера с Флинтом осыпался на асфальтобетон перед входом на Выставку охотничьего оружия и амуниции западных штатов, Вебер, сидящий на переднем сиденье, подправляет зеркало заднего вида и внимательно изучает свое лицо. Со всех сторон. А потом говорит:
– Я так долго не выдержу.
Выглядит он очень даже неплохо. Тем более что это не важно, как выглядит Вебер, Песни – гораздо важнее. Парик и помада.
– Я никогда не был, что называется, симпатичным , – говорит Вебер, – но я хотя бы старался выглядеть… более или менее ничего .
Флинт сидит за рулем, смотрит на свои руки с облезшим красным лаком на ногтях. Откусывая сломавшийся ноготь сколотыми зубами. Флинт говорит:
– Я тут подумал… Может, взять себе сценический псевдоним? – По прежнему глядя на свои ногти, он говорит: – Как тебе Пеппер Бекон ? Перчик с беконом?
Девушки Флинта с ними уже не было. Она активно училась в летной школе.
Оно и к лучшему. Потому что дела покатились под гору.
Например, перед тем как устроиться на стоянке перед входом на Выставку самоцветов и минералов Горных штатов, Вебер смотрит на Флинта и говорит:
– Какие то у тебя сиськи… не великоваты ли? Бретельки длинного платья Флинта завязаны сзади, на шее, чтобы лучше поддерживать пышный бюст. Да, сиськи действительно великоваты, но Флинт говорит, что это так кажется из за нового платья. А Вебер говорит:
– Нет, не кажется. Платье тут ни при чем. Они у тебя прирастали на протяжении последних четырех штатов.
– Это ты придираешься, – говорит Флинт. – Тебе просто завидно, что мои больше твоих.
И Вебер говорит, очень тихо, кривя губы в яркой помаде:
– Бывший старший сержант Флинт Стедмен, вы превращаетесь в корову с отвисшим выменем…
А потом было так: блестки и волосы, выдранные из париков, полетели во все стороны. В тот вечер они не собрали ни цента. Никого не прельщало бить эти распухшие рожи, уже разбитые и расцарапанные в кровь. В разводах туши, потекшей от слез. С налитыми кровью глазами.
Теперь, глядя в прошлое, можно сказать, что эта маленькая потасовка едва не сгубила всю миссию.
Эта страна не может выиграть ни одну войну, и причина тому простая: мы все время деремся друг с другом, вместо того, чтобы драться с врагом. Так же, как и Конгресс не дает военным спокойно делать свою работу. Вечно у них какие то разногласия. Вебер с Флинтом, они не плохие люди, просто оба – типичные представители общей массы, над которой мы так стремимся подняться. Их миссия состоит в том, чтобы разрешить эту террористическую ситуацию. Раз и навсегда. А для этого им нужны деньги. Чтобы девушка Флинта окончила летную школу. Чтобы нанять самолет. Достать наркотики – чтобы вырубить пилота, которого им предоставит прокатная компания. Все это стоит немалых денег.
Сказать по правде, сиськи у Флинта действительно приобретают устрашающие размеры.
Откинувшись в креслах из белой кожи, на высоте 51 000 футов, они летят курсом на юг, вдоль Красного моря – до Джедды, где повернут налево.
Другие ребята, которые тоже сейчас летят, каждый – к заданной цели, остается только догадываться, как они заработали свои деньги. Какой болью и мукой.
Уши у Вебера проколоты, и дырки видны до сих пор – большие, растянутые от всех этих висячих серег.
Теперь, глядя в прошлое, можно сказать, что большинство войн в истории велось из за религий.
Это просто массированная атака, чтобы покончить со всеми войнами. Ладно, пусть не со всеми. Но с большинством.
Когда Флинт совладал со своими сиськами, они совершили турне по колледжам. По маленьким городкам, где люди пьют пиво и изнывают от скуки. К тому времени Флинт ослеп на один глаз – из за отслоения сетчатки. Из за множественных черепно мозговых травм Вебер теряет слух; уже оглох на шестьдесят процентов. Врачи в травмпунктах называют это травматическими повреждениями мозга. У обоих трясутся руки, так что когда они красят ресницы, кисточку приходится держать двумя руками. Оба уже не могут самостоятельно застегнуть молнию на платье. Шатаются даже на невысоких каблуках. Но все равно продолжают работать.
Когда придет время, когда им на хвост сядут реактивные истребители Объединенных Арабских Эмиратов, Флинт, который при своей слепоте не может управлять самолетом, все равно будет в пилотской кабине – со всеми знаниями, полученными в ВВС.
Здесь, в белом кожаном салоне «Gulfstream G550», Флинт снял ботинки – и ногти у него на ногах по прежнему накрашены ярко розовым лаком. От него по прежнему пахнет «Шанелью № 5». Запах духов мешается с естественным запахом тела.
На одном из последних шоу, в Миссуле, штат Монтана, из толпы выходит девица и заявляет им, что они – грязные сволочи и мерзавцы. Что они разжигают ненависть и поощряют насилие по отношению к нетрадиционно сексуально ориентированным членам нашего общества, во всех других отношениях мирного и плюралистического…
И Вебер стоит, умолкнув на середине куплета «Вutton and Bows», в сочной версии Дорис Дей, а не в убогоньком бледненьком исполнении Дины Шор, он стоит з облегающем синем атласном платье без бретелек, со всей своей волосней на груди, на плечах и руках – волосы растекаются от запястья и до запястья, словно боа из черных перьев, – и он говорит этой девице:
– Так ты покупаешь удар или нет?
Флинт стоит в двух шагах от него, в начале очереди. Собирает деньги. И он говорит:
– Ага, давай. Замахнись посильнее. – Он говорит: – Для девушек – вдвое дешевле.
