— О, конечно. — Лилли взглянула на часы на каминной полке. — Полагаю, несколько минут отдыха не повредит.
Гидеон вывел Уиннифред из комнаты, крепко сжимая набалдашник трости. Не следовало ему приходить в гостиную. Он понял, что это ошибка, едва только заглянул туда.
Но стоило ему бросить один лишь взгляд на Уиннифред, на ее светящееся от смеха лицо, как он не смог удержаться, чтобы не предложить потанцевать. Ему захотелось быть тем, с кем она смеется, тем, на кого она натыкается. Он хотел потанцевать с ней и понимал, что другой такой возможности ему может больше никогда не представится. Рил на полной скорости — больше чем может выдержать его нога, но танцевальный урок с его замедленным ритмом и остановками ему вполне по силам.
И чертовски хорошо, что два танцевальных урока ему не осилить. Каждая улыбка, каждое нечаянное прикосновение руки и случайное соприкосновение плеч было утонченной пыткой. Пыткой, которую он с удовольствием продлил бы, если б мог. Впервые он порадовался ограничениям, наложенным на него увечьем.
Он слышал, что влюбленность может пьянить, как хмельное вино, но никогда раньше не испытывал этого чувства. Да, случалось, что женщины его интриговали, очаровывали и определенно пробуждали желание, но ему никогда не грозила опасность потерять голову.
Гидеон взглянул на Уиннифред, когда они вышли из дома на солнце, и решил, что ощущение больше напоминает легкое опьянение. Ты уже навеселе, и еще хватает ума понять, что следующий стакан превратит приятное опьянение в тяжелое забытье, но его уже недостаточно, чтобы удержаться и не потянуться к бутылке.
Не стоило ему тянуться к Уиннифред в гостиной. Он знал, что это ошибка — предлагать свои услути в качестве танцевального партнера. Он прекрасно знал, что делает, и знал, каковы будут последствия. И все равно сделал это.
— Вы что-то вдруг притихли, Гидеон.
В голосе Уиннифред сквозила неуверенность, что побудило его приложить сознательные усилия, дабы отодвинуть в сторону свои переживания и расслабить руку, сжимающую трость. Он вывел Уиннифред из дома, чтобы удивить ее, а не встревожить.
— Прошу прощения. Я задумался.
— А это имеет какое-то отношение к посыльному, который приезжал нынче утром? — Она потянулась к его руке. — Это ведь не какая-нибудь плохая новость, нет?
— Ни в коей мере. — Он чувствовал тепло ее пальцев сквозь рукав сюртука. — Это то, чего я с нетерпением ждал. Кое-что для вас.
— Для меня? — Она уронила руку. — Но…
— В свой первый день здесь я сказал вам и Лилли, что в качестве компенсации за преступления моей мачехи вы можете просить у семейства Энгели все, чего пожелаете. Вы ни о чем не попросили.
— Это неправда. Я просила не ездить в Лондон.
— Да, верно, — с улыбкой согласился он. — Что ж, надеюсь, это возместит вам отказ в вашей просьбе.
— Но у меня и так теперь много всего, Гидеон. Мне не нужно… — Она осеклась, когда он вытащил из кармана сложенный лист бумаги и протянул ей. — Что это?
— Посмотрите.
Она развернула бумагу и прочла аккуратный рукописный шрифт. Это был документ, предоставляющий право на Мердок-Хаус, или нечто близкое к тому, что незамужняя женщина может надеяться сохранить в ограниченных рамках закона. Он даровал мисс Уиннифред Блайт право на аренду Мердок-Хауса сроком на пятьсот лет, утвержденную и полностью оплаченную. Вдобавок контракт и все жалуемые им права могут быть переданы по наследству любому названному ею лицу.
Она долго таращилась на контракт, не говоря ни слова.
— Ну, вы довольны? — мягко спросил Гидеон.
Она посмотрела на него, потом на контракт, потом опять на него. На ее лице отражались потрясение и изумление.
— Но… когда… разве вы можете это сделать?
— Могу и сделал. На прошлой неделе я написал поверенному своего брата и попросил немедленно составить документ.
— Он мой, — выдохнула Уиннифред. — Мердок-Хаус мой.
— И вы можете делать с ним все, что пожелаете. В контракте ясно говорится, что вы не должны отвечать перед Энгели за состояние земли. Вы можете восстановить дом и надворные постройки и держать тут сотню овец, а можете сжечь дом дотла и выстроить на его месте галантерейный магазин. Вам выбирать.
— Я не знаю, что сказать.
— Я подарил бы вам его совсем, если б мог.
— Нет. Это и так… это так много. Куда больше, чем… куда больше, чем я могла себе даже представить. — Ошеломленное выражение на ее лице растаяло, и на его место пришла бурная, неудержимая радость. Уиннифред вдруг засмеялась и, к его немалому удивлению, шагнула вперед и кинулась ему на шею. — О, спасибо! Спасибо вам!
Гидеон говорил себе, что лишь простой инстинкт побудил его обнять ее в ответ. Инстинкт и необходимость удержать равновесие — она же, в конце концов, сбила его трость. Но, даже выискивая эти оправдания, он знал, что все они ложь.
Ему хотелось почувствовать Уиннифред. Хотелось ее тепла и запаха. Хотелось на мгновение ощутить себя в окружении чего-то ясного, прекрасного и невинного, хотелось насладиться этим мигом, не представляя, как это превращается во что-то решительно… менее невинное. Но просить об этом было, наверное, слишком. Аромат лаванды дразнил ему ноздри. Он почувствовал мягкую тяжесть груди, прижимающейся к его торсу. Каждый мускул в теле напрягся. Осторожно, очень осторожно, выпростался он из объятий и отодвинул Уиннифред на расстояние вытянутой руки.
Если она и заметила его неловкость, то никак этого не показала. Она смотрела на него точно так же, как в тот день, когда он привез Лилли новое платье, с той же чудесной широкой улыбкой и светящимися от счастья прекрасными янтарными глазами. Он уронил руки и отступил назад.
— Я рад, что вы довольны.
Уиннифред рассмеялась и подняла контракт.
— Вы подарили мне Мердок-Хаус. Даже и не пытайтесь описать мое состояние. Чувства буквально переполняют меня… ах! — Она заплясала на месте, и это было так мило и глупо, что он усмехнулся, избавившись от напряжения. — Ой, я должна показать это Лилли. Можно, я покажу Лилли? Вы не против?
— Конечно же, нет. С чего бы мне быть против?
— Я не поблагодарила вас как следует. Но я не знаю как. Я… спасибо вам! — Она снова рассмеялась счастливым девичьим смехом, который тронул его сердце, и шагнула к нему, чтобы быстро чмокнуть в щеку. — Спасибо.
Еще раз ослепительно улыбнувшись ему, Уиннифред развернулась и помчалась к дому. Гидеон посмотрел ей вслед и поневоле заулыбался в ответ, когда на верху ступенек она издала совсем не подобающий леди вопль восторга.
Он поднес два пальца к щеке, где все еще оставалось тепло ее поцелуя, и сказал себе, что нет ничего страшного в том, чтобы несколько минут побыть странствующим рыцарем. Разве с самого начала, когда он ехал в Шотландию, он не намеревался изображать героя?
Да, намеревался и был уверен в своих способностях исполнить эту роль, ибо его единственной задачей было предложить извинение и деньги. Он должен был в буквальном смысле сыграть героя. Пока он будет воздерживаться от попыток быть им на самом деле, все останутся счастливы и… невредимы.
Глава 11
