мимолетное появление этой женщины. Это была та самая слезливая чепуха, которой поддавались другие, не такие яркие и цельные люди. Это денди разглагольствовали об ангеле, взглянувшем на них с противоположного конца переполненного бального зала. Это поэты воспевали прелестных дев, увиденных издали. Разумные мужчины такой романтической ерундой не увлекались.
Нет, вся беда в том, что он был давно лишен женского общества. Воздержание проделывает ужасные фокусы с мужским рассудком. И все же двадцать минут спустя он вернулся к окну. И возвращался к нему снова и снова... каждое воскресенье на протяжении многих месяцев, надеясь в очередной раз взглянуть на это прекрасное видение.
Когда же он узнал ее имя и то, что она приходит навещать своего беспутного братца, Коннор решил, что полностью оплатит все долги и даст Аделаиде дом и доход, которыми ее брат явно был не способен ее обеспечить. Он рассмотрел мысль о женитьбе и отверг ее: он не хотел, чтобы ответственность за жену отвлекла его от мщения. Возможно, позднее...
А затем он услышал, что за ней ухаживает сэр Роберт, и все изменилось. Не будет никаких анонимных пожертвований. Не будет никакого позднее. Она будет принадлежать ему!
Коннор поставил резную фигурку на стол.
Аделаида Уорд всегда принадлежала только ему.
Глава 9
Солнце позднего лета нещадно пекло голову Аделаиды, когда она по проселочной дороге возвращалась назад. В воздухе не было ни малейшей прохлады. Но ее не оставляло ощущение, что она промерзла до костей.
Для Коннора Брайса она была лишь средством достижения цели. Только и всего!
Она поплотнее закуталась в плащ, как в защитные доспехи, и постаралась поступить так же со своим гневом, но он ускользал из-под ее контроля быстрее, чем она могла с ним совладать. Горькое разочарование доводило ее до изнеможения. И к тому же нестерпимо жгло ступни.
— Дьявол и проклятие!
Распрощавшись с надеждой быстро добраться до своей комнаты, она присела на поваленное бревно, сняла с ноги правую туфлю, свирепо глянула на тонкую протертую подошву и со всей силы запустила ею в ближайшее дерево.
— Черт!.. Черт... Ад и все его дьяволы!.. — Как бы ей сейчас хотелось знать проклятия покрепче. — Чертов ад!
Вот и все. Этим выразился весь ее гнев. Аделаида ощутила, что всякая воля к борьбе оставила ее, она опустила голову на руки и застонала.
Нет, плакать она не стала. Она чувствовала, как слезы подступают, давят на глаза изнутри, тяжким грузом собираются в центре груди, но постаралась не обращать на это внимания. Она не имела права себя жалеть. Та ситуация, в которой она оказалась, была столь же следствием ее поступков, сколько и Коннора. А тот факт, что он был шарлатаном и обманщиком, ее не извинял: ведь она с такой готовностью поддалась его обаянию... поверила его лживым речам. Она явилась в гости в этот дом, уже не будучи наивной девочкой. Ей минуло двадцать семь лет, и, с какой стороны ни гляди, она являлась главой дома и семьи. Ей следовало бы лучше разбираться в людях.
Ей следовало бы многое сделать иначе.
Грудь сдавливало все сильнее. Аделаида старалась с этим бороться: подняла голову, сделала глубокий вдох и выдох.
Она не станет ухудшать положение, не позволит себе разрыдаться для облегчения. Плач ничего не даст. У нее лишь покраснеет нос, и голова разболится. А ей нужно ясное сознание, чтобы все обдумать как следует.
Сколько у нее времени на принятие решений? День? Два? Может она отложить все решения на неделю? Ей нужно отложить их по крайней мере до разговора с Вольфгангом.
Как ни претило ей доверять словам Коннора, она вынуждена была признать, что вряд ли бы он намекнул, будто сэр Роберт знает что-то о долгах брата, если бы в этом обвинении не имелось хотя бы доли правды. Он ничего не выигрывал от пустой лжи.
Неужели сэр Роберт причастен к бедам ее брата? Она ничего не может решать, пока не узнает об этом подробно. Ей нужны факты.
Господи Боже! Аделаида не была уверена, что сможет вынести еще какие-то откровения. Она уже знала о сэре Роберте и Конноре Брайсе гораздо больше, чем ей хотелось бы. Ей не нравилось то, что она узнала, но она предпочитала знать правду. Всегда лучше быть информированной. Не так ли? Гораздо лучше, чем выйти замуж, имея идеализированное представление о будущем муже. Тогда после свадьбы ее не будет ждать горькое пробуждение. Два дня назад она собиралась замуж за сэра Роберта вслепую. Теперь она могла выбрать свой путь с открытыми глазами.
Пожалуй, это стало единственным светлым пятном во всей злосчастной истории.
Отряхнув юбки, Аделаида поднялась с бревна и проковыляла за туфлей. Шажок вперед, остановка, чтобы его оценить, еще шаг вперед... это единственно разумный план действий. Горы покоряют шаг за шагом.
В дом она вернулась в состоянии какого-то тумана. Она поговорила с Лилли и Уиннифред, которые уверили ее, что она вполне может раздумывать несколько дней. Затем она помогла Изабелле упаковать вещи, легла спать засветло и поднялась с рассветом, чтобы проследить за погрузкой их вещей в карету.
Два часа, которые длилась поездка, она провела, бесцельно уставившись в окно. Единственной мыслью, вертевшейся у нее в голове, — кроме того, каким должен быть ее следующий шаг, — было сожаление, что она ничего не поела перед отъездом из гостей.
Изабелла спала. Глаза ее закрылись, когда они еще только отъезжали от поместья миссис Кресс, и открылись, когда карета остановилась у ворот тюрьмы, в четырех милях от их дома.
Сонная и взъерошенная, она посмотрела в окошко и нахмурилась.
— Почему мы здесь?
— Мне нужно поговорить с Вольфгангом. — Голос Аделаиды звучал глухо, тупой болью отдаваясь в мозгу. — Карета отвезет тебя домой.
— Я пойду с тобой. Или, если хочешь, подожду здесь.
Протягивая руку к дверце, Аделаида покачала головой:
— Забери лучше Джорджа от миссис Макфи. Мы и так долго доставляли ей неудобство.
Прежде чем Изабелла успела ей возразить, она выскочила из кареты и поспешила в тень мрачного каменного здания.
Тюрьма была относительно новой. Ее построили в последнее десятилетие из-за наплыва преступников из Эдинбурга и для содержания пленных французских солдат. Когда Аделаида навещала брата поначалу, ее поражали размеры тюрьмы и ощущение мрачного отчаяния, которое, казалось, источали камни. Но позднее она этого почти не замечала. Сегодня она прошла через ворота и далее по двору, не обратив внимания на тяжко нависшие стены и несколько унылых фигур, гревшихся на солнце. Она проследовала за стражником по длинному лабиринту коридоров, не слушая голоса заключенных и не замечая запаха прелой соломы и пота.
Вольфганг сидел в отдельной камере, так как он был джентльменом, а также благодаря нескольким монетам, которые Аделаида сумела сунуть соответствующему служащему. Она заплатила эту взятку ради Джорджа и собственного душевного спокойствия. Таким образом, ни ей, ни Джорджу не приходилось общаться с другими обитателями тюрьмы.
Стражник остановился у камеры Вольфганга и открыл дверь, приглашая ее войти. Должникам позволялось бродить по своему крылу, выходить подышать воздухом и прогуливаться по двору. Впрочем Вольфганг редко пользовался этой возможностью.
Войдя в маленькую темную комнатку, Аделаида увидела, как Вольфганг поднимается со стоящей в