зубы:
— Благодарю тебя, Изабелла.
— Не стоит благодарности. Наслаждайтесь прогулкой.
Не найдя слов в ответ, Аделаида гордо прошествовала мимо ухмылявшегося Коннора и вышла из дома на яркий полуденный свет. Коннор последовал за ней и закрыл за ними входную дверь. Бережно положив ей руку на спину, он направил ее в сторону экипажа.
Аделаида остро ощутила тепло его руки сквозь платье, но постаралась сосредоточить внимание на фаэтоне. Изабелла оказалась права: он был новехонький, без малейшей деревянной пролысинки, без ничтожнейшей царапинки на черной и золотой его краске.
— Это ваш? — поинтересовалась она.
Он кивнул и помог ей усесться в него.
— Я заказал его сразу по возвращении из Шотландии. Как он вам?
— Я думаю, вы лжете, — сказала она. — Ваша собственность была конфискована судом.
Коннор взобрался на сиденье рядом с ней.
— Значит, вы расспрашивали обо мне?
— До меня дошел слух.
— В этом есть кое-какая правда, — подтвердил он. — Будучи моим старшим братом, сэр Роберт получил право надзора за моим состоянием на время моего тюремного заключения.
Ей это показалось в высшей степени несправедливым, так как именно сэр Роберт являлся обвинителем брата, но сейчас ей не хотелось выражать Коннору симпатию.
— Тогда как вам удалось купить фаэтон?
— Он был заказан до моего ареста. — Легким движением поводьев он пустил лошадей в путь. — В любом случае сэр Роберт заполучил не основную часть моего состояния, а всего лишь малую его долю.
— У вас имелись скрытые фонды? — догадалась она.
— Имелись, — слегка улыбнулся он. — Сэр Роберт догадывался об этом, но доказать так и не смог.
— И после освобождения вам вернули все?
— Материальную собственность мне вернули в целости и сохранности: ему не позволили ее распродать. А что касается остального... Я получил то, что осталось: все четырнадцать фунтов.
Аделаида поморщилась. Ей было слишком хорошо знакомо раздражение, когда наблюдаешь, как кто- то другой пускает на ветер семейное состояние, и не имеешь возможности этому помешать.
— У вас было много денег?
— Все зависит от того, как вы определяете, что такое «много». Было достаточно. — Коннор умело объехал выбоину на дороге. — Вы навестили вашего брата.
Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать перемену темы разговора.
— Вы что, шпионили за мной?
Он ловко уклонился от ответа на обвинение.
— По вашей готовности... более или менее охотно... присоединиться ко мне в этой прогулке я понял, что вы больше не считаете меня лжецом.
— О, я...
— Позвольте мне перефразировать. Как я понял, ваш брат признался в том, какую роль сыграл сэр Роберт в его заключении.
Это прозвучало так самодовольно, что Аделаида фыркнула носом и ответила ему самым своим пренебрежительным тоном:
— Сэр Роберт признал это.
Коннор резко остановил коней и круто повернулся к ней, чтобы буквально пригвоздить ее к месту ледяным взглядом. Ее тон его явно не укротил.
— Вы открыто предъявили обвинение сэру Роберту?!
Голос Коннора был не менее холоден при всей его мягкости, и гнев его клокотал близко к поверхности. Внезапная напряженность его тела указывала на тщательно сдерживаемую ярость. Аделаида подозревала, что когда его выдержка лопнет, это будет ужасное зрелище. Но, как ни странно, она не испугалась. И не встревожилась, как это случилось при виде ярости сэра Роберта. Конечно, оказаться под этим грозным взглядом было мало приятным, но угрозы для себя она не почувствовала.
Нет, рядом с ним она не чувствовала дискомфорта, как в присутствии сэра Роберта. Нет, с Коннором она ощущала совсем иную неловкость.
— Разумеется, я сделала это, — ответила она, надеясь, что выглядит уверенной в себе и спокойной. — Неужели вы ожидали, что я приговорю человека, не дав ему возможности защититься?
— Я ожидал, что у вас хватит здравого смысла держаться подальше от этого паршивца. — Коннор прищурился. — Вы больше не станете с ним встречаться.
Он попытался отвлечь ее от этого оскорбительного и нелепого приказа тем, что обратил свое внимание на дорогу, как бы полностью игнорируя ее. Словно эта тема была закрыта. Словно ее чувства никакого значения не имели.
Он поднял вожжи.
Аделаида потянулась и выхватила правую вожжу из его пальцев.
— Вы не будете диктовать мне, как себя вести, мистер Брайс. Если я пожелаю снова встретиться с сэром Робертом, я сделаю это!
Она совершенно не желала с ним встречаться, но дело было не в этом.
Коннор вновь повернулся к ней, на этот раз гораздо медленнее, и протянул руку за вожжой.
— Это опасно, девочка.
Аделаида никогда раньше не ездила в фаэтоне, тем более не управляла им, так что не знала, правду ли он сказал. Впрочем, рисковать, проверяя истину его слов, ей вовсе не хотелось. Чувствуя себя очень глупо, она отдала ему вожжу, однако сопроводила это резким замечанием:
— Я настаиваю на возвращении домой! Не хочу, чтобы со мной разговаривали, как с ребенком и так, словно наш брак — дело решенное.
Его губы насмешливо изогнулись, и Коннор опустил руки с поводьями на колени.
— Но после свадьбы вы ведь станете слушаться мужа?
Аделаида вызывающе посмотрела на него и солгала:
— Вы, по всей видимости, никогда этого не узнаете.
— А сэр Роберт узнает? — Коннор покачал головой, явно не веря ее словам. — Сэр Роберт несет ответственность за долги вашего брата...
— У него были свои причины для этого, — прервала она его.
Причины эти были для нее неприемлемы, но дело опять-таки было не в этом.
Коннор раздражающе надменно выгнул бровь.
— Мне очень хотелось бы их услышать.
— Разумеется. — Аделаида передвинулась на сиденье и ответила ему столь же надменным взглядом. — Не сомневаюсь, что вам этого хочется.
Далее последовало долгое молчание, сопровождавшееся битвой взглядов, которую трудно было назвать иначе, как детской. Аделаида никогда раньше не считала себя упрямой — во всяком случае, не чрезмерно упрямой, — но всегда была честной. И сейчас, говоря по чести, могла сказать, что они ведут себя, как парочка упрямых мулов. Однако признавать, что у них обоих есть достаточные основания для такого нелепого упрямства, ей вовсе не хотелось. Коннор Брайс был ей не отец, не муж и не брат. И если он считал, будто ему полагается услышать от нее какое-то объяснение, он жестоко ошибался.
Аделаида, пожалуй, надеялась, что он скоро поймет свою ошибку. Это столкновение характеров оказывалось гораздо неприятнее, чем она предполагала. Она неловко перекрутилась на сиденье, да и нога начала зудеть еще раньше... и то, и другое ей следовало изменить поскорее.
Она попыталась потереть одну ногу другой, но мягкая кожа подошвы ее туфель успокаивала не больше, чем ветерок болезненный укус насекомого. Нога зудела все сильнее. Аделаида попыталась переменить позу, но это не помогало, а ерзанье на сиденье привело к тому, что луч солнца, проникший сквозь прореху в старой шляпке, стал светить ей прямо в левый глаз. Теперь она еще и косила.
