упрям, то ли слишком глуп, чтобы им воспользоваться.
— Вы этого не можете, — прохрипел Вольфганг. — Аделаида ненавидит меня, но никогда не согласится на физическое...
Коннор вновь сжал ему горло, наклонился ближе и прошептал:
— Аделаида никогда ничего не узнает.
Он подождал, пока свет жуткого понимания разлился по лицу шурина. Бывало много всяческих трагических случайностей, которые могли произойти с человеком... падение с лошади, внезапное столкновение с мчащимся экипажем или несчастный случай на охоте... Коннор не собирался устраивать ничего подобного, но ему было важно, чтобы Вольфганг в это поверил.
— Я понятно все объяснил?
Он снова слегка отпустил горло Вольфганга.
— Да, — подавился слюной Вольфганг. — Да...
— Отлично. — Коннор совсем отпустил его и с удовлетворением смотрел, как тот обмякшей кучей съехал по стене на пол. — Вы должны сэру Роберту четыре тысячи фунтов?
Отдышавшийся и откашлявшийся Вольфганг ответил не сразу. Вылезшие на лоб глаза метнулись в сторону в очевидной попытке солгать. Коннор открыто сжал и разжал кулак, напоминая шурину, что врать не стоит.
— Ну?!
— Письма! — почти выплюнул Вольфганг, и это признание словно открыло пробку. Вся драчливость покинула его. Со стоном прикрыв глаза, он запрокинул голову. — У него есть письма.
— Какого рода письма?
— О Боже... — проныл он. — Они от меня... лорду Стайтсу.
Коннор знал это имя.
— Вы заигрывали с сыном герцога?
Не мудрое поведение, но гораздо более распространенное, чем считают.
Вольфганг помотал головой:
— Нет. Он взял деньги у своего отца. По моему предложению.
— На что?
— На одну финансовую схему... — Жалкий смешок вырвался из его горла. — Он влюбился в эту идею. Просто слюной изошел при мысли надуть собственного отца на деньги.
А в письмах наверняка была расписана каждая деталь предполагаемого преступления. Идиот... мальчишка!..
— Сколько?
— Десять тысяч. Мы должны были получить по пять тысяч каждый, но он захватил все.
— Как сэр Роберт достал эти письма?
— Не знаю! — Глаза Вольфганга широко распахнулись. — Какая к черту разница? Я обокрал герцога. Понимаете, что это значит? Вы можете себе представить, что станет со мной, когда он узнает правду?
Учитывая участие в этом деле герцогского сына, Коннор предполагал, что наказание Вольфганга будет быстрым и тихим. Быстрая отправка на каторгу или внезапное исчезновение были наиболее вероятным исходом. Очень жаль, что он не мог гарантировать первый вариант.
Коннор смотрел, как подбородок молодого человека опускается на грудь, и с трудом удержался, чтобы не поддать его снова вверх носком сапога.
— Ты, Вольфганг, тупая эгоистичная задница! Но ради твоей семьи и для спасения своей шеи ты на ближайшие двадцать четыре часа притворишься, что это не так, и будешь делать то, что тебе говорят. Понял?
Вольфганг вяло кивнул.
— Хорошо. Оставайся здесь и ни с кем не разговаривай.
Вольфганг поднял голову, и проблеск надежды сверкнул в его глазах.
— Вы собираетесь отдать сэру Роберту четыре тысячи фунтов?
— Я собираюсь вернуть эти письма, — поправил его Коннор. — А вы примете патент на армейский чин, который я вам уже предлагал.
Вольфганг снова кивнул, на этот раз более энергично.
— Я хотел... Когда вы...
— Мне плевать на то, что вы хотели... Просто делайте, что вам велят.
Покончив с указаниями, он повернулся на каблуках и направился к двери.
— Брайс...
— Ад и все его дьяволы! Что еще?
Вольфганг удивил его, подняв голову и посмотрев ему в глаза.
— Я не забрал бы Джорджа. Я знаю, кто я, но... Я никогда не поступил бы так со своим сыном. Аделаида должна была это знать.
— Она знает. Она знает, что я никогда бы этого не допустил.
С этими словами Коннор покинул комнату и отправился на поиски своих людей... и этих злосчастных писем.
Первых он нашел уже расположившимися в кабинете и добродушно обсуждавшими с Грэмом достоинства служанок таверны. Он быстро заставил их оставить бесплодный разговор.
Обнаружить местопребывание проклятых писем оказалось почти так же легко. Коннору даже не понадобилось подкупать миссис Маккарнин для получения нужных сведений. Ее благодарность за новое и гораздо более благополучное, чем раньше, положение в Эшбери-Холле была самой понятной причиной.
— Все деловые бумаги хранятся в кабинете, — сообщила она им. — Личная корреспонденция находится в деревянной шкатулке рядом с кроватью. Барон никогда не меняет свои привычки.
— Благодарю вас, миссис Маккарнин.
— Рада услужить, сэр.
После ухода домоправительницы Грэм обратился к Коннору:
— Шантаж — это дело.
— Да, — согласился Майкл. — Так кто отправится за письмами?
Отправиться готовы были все, так что последовали оживленные дебаты. Все трое утверждали, что никто не справится с этим лучше, кроме каждого из них.
Майкл настаивал, что, как исправившийся вор, он из них самый квалифицированный.
Грегори указал на то, что Майкл не вскрывал замков уже больше тридцати лет, и если кто-то должен рискнуть своей шеей, то, конечно, человек, которому нечего терять. Он стар. Он устал. Если ему суждено кончить жизнь на виселице, то пусть так и будет. Не каждый день доводится старому измочаленному преступнику вроде него стать героем ради женщины. Ему хочется испытать это перед смертью, хоть разок.
Это было очень трогательно.
Грэм предложил проделать это за пятьдесят фунтов.
Коннор откинулся в кресле:
— Это мое дело.
Его заявление было принято Грегори и Майклом с громкими возражениями. Грэм постарался их перекричать:
— О чем эти письма?
Коннор обдумал ответ. Он весьма уклончиво рассказал им о сути дела. У сэра Роберта имеются письма, которые Аделаида хочет вернуть. Вот и все. Ему не нравилось скрывать что-то от своих, особенно от Грегори и Майкла, но еще меньше ему нравилось, что Аделаида последней узнает о преступлениях брата. Он сообщит ей обо всем, когда сможет уверить, что злополучные письма больше не представляют угрозы. Потом разъяснит все своим людям. Возможно. Посмотрит, как она к этому отнесется.
— Они личного характера, — ответил он.
Майкл ударил кулаком по столу.
