платье.
— Потерпи и увидишь.
— Это пари… Расскажи о нем еще раз.
Джинни вкратце рассказала ему об условиях гонок. Ей и в голову не пришло солгать, исказить события в свою пользу.
— Проблема, — закончила она несколько минут спустя, — в том, что задача неразрешима, как ты бы сказал. Кто победитель? Думаю, мы оба, поскольку оба выжили. Но что делать? Не знаю, Алек. Я предпочла бы… — Она замолчала, изучая свои ногти.
— Предпочла, чтобы я вручил тебе дарственную на верфь и оставил в покое?
— Да… то есть, нет, не совсем.
— Что же именно?
— Верфь. Она моя. И должна остаться моей.
— Но почему твой отец составил завещание в мою пользу? Ты с ним была в ссоре?
Джинни нерешительно помялась:
— Нет, вовсе не это О, лучше уж мне сразу во всем признаться.
— Разве ты лгала мне? — очень медленно выговорил Алек.
— Что за вздор! Нет, выслушай меня, осталось совсем немного времени, прежде чем мы подойдем к пристани. Мой отец был болен. Я управляла верфью и строила «Пегас». Беда в том, что ни один из почтенных граждан Балтимора не желал его купить, просто потому, что этот лучший в мире клипер строила женщина. Поэтому отец думал, что в случае его смерти я потеряю все. Кроме того, он очень полюбил тебя и твою дочь. Даже пригласил вас с Холли переехать к нам, что вы и сделали. Потом отец решил, что ты можешь стать ему прекрасным зятем. Он завещал верфь тебе с условием, что ты женишься на его дочери. Именно я придумала пари…
— Как бальзам на раненую гордость?
— Да, так оно и было.
— Это звучит ужасно откровенно.
— Зато чистая правда.
— Ну, моя дорогая Джинни, какого же дьявола мы теперь собираемся делать? Если я отдам тебе верфь, ты немедленно разоришься. И сама прекрасно это понимаешь. И признаешь.
— Возможно.
— Ты провела судно через ураган. Думаю, капитан ты прекрасный, несмотря на то, что женщины считаются слабым полом. Нет, не набрасывайся на меня, я просто тебя поддразниваю, то есть шучу. Кстати, что я делал на клипере? Почему не остался на своем судне?
Ну вот, теперь настало время лжи, восхитительно хвастливой лжи, слетевшей с уст Джинни без малейшего замешательства: она не переставала уговаривать себя, что крупица правды, пусть очень маленькая крупица, в ее словах все-таки есть.
— Ты думал, что мы тонем. И хотел быть рядом со мной.
— Но ты сказала, что я женился на тебе, только чтобы получить верфь, — нахмурился Алек.
— Думаю, я тебе понравилась… нравлюсь.
— Поскольку я себя не знаю, то и ни в чем не могу быть уверенным, но мне кажется, Джинни, я ни за что не смог бы жениться на женщине, которая всего-навсего нравилась бы мне.
— Ты, кроме того, соблазнил меня.
— Господи! Как же я, должно быть, наслаждался этим обольщением! А ты? Ты тоже наслаждалась?
Взгляд Джинни был прикован к мужу. Она улыбалась:
— Невероятно.
— Ты была девственницей?
— Да. Ты называл меня перезрелой девственницей.
— Значит, я женился только из-за верфи и еще потому, что лишил тебя девственности?
— Ты, кроме того, питал большую симпатию к отцу.
— Капитан!
— Что, Снаггер?
Перед тем как обернуться к помощнику, Джинни, вежливо улыбнувшись, объяснила Алеку:
— Прости, я должна заняться делами. А ты отдыхай и ни о чем не беспокойся.
Но Алек, конечно, никак не мог последовать ее совету.
Они подошли к пристани прежде, чем Алек успел побольше расспросить о дочери. Девочка ждала на причале, рядом с пожилой костлявой женщиной, угрюмой и мрачной, как сам сатана.
— Папа!
Алек, посчитав, что зовут его, вгляделся в лицо девочки, поражаясь сходству с собой, и, помахав
