катилась по ее щеке, Филипп протянул руку, и слезинка упала на его перчатку, расползаясь темным пятном по коже, и другая слеза последовала за ней. Как он растрогал ее одной фразой! Обхватив руль одной рукой, Филипп стянул перчатку и нежно вытер ей слезы платком.
— Ну почему Кристофер не может быть кк вы? — мягко сказала она. — Сын как отец…
Он вздрогнул:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я была в потайной комнате под Лалуортски замком. Я… видела ваше письмо к Анне. Оно все еще там. И крест с розой.
Она помолчала, не желая рассердить его. Но в глазах его была одна печаль.
— Анна говорила мне, что Кристофер — сын Генри, ее мужа.
— Она не хотела обременять вас ответственностью за его судьбу. — Розалинда положила руку ему на плечо. — Она же знала, что у вас не будет никаких законных прав на сына. И Анна знала своего мужа. Расскажите мне о нем — о приемном отце Кита.
Раздался свист, возвещающий конец вахты Филиппа, и через несколько минут явился сменяющий его помощник капитана. — Филипп повел ее на палубу. Они стояли, смотрели на море, и граф тихо рассказывал ей то, что знал о Генри Говарде, и о своей любви к Анне, о долгих годах разлуки и скоротечных свиданиях.
— Лишь однажды мы были любовниками до рождения Кита. Через много лет после нашей первой встречи я был при дворе Елизаветы, и там вновь увидел ее, мою прекрасную Анну, отец которой разлучил нас.
Филипп смотрел вдаль, и Розалинда положила руку ему на плечо. Ей хотелось облегчить его боль, напомнить, что это в прошлом, но она поняла, что для него это никогда не станет прошлым. Эта боль жила в его душе, и он не забывал о ней.
— Мы думали, что уже никогда не увидимся, и встреча была потрясением для нас обоих. Мы немного обезумели и в ту ночь стали любовниками прямо в саду. Но лишь однажды. Потом ее мучили угрызения совести — не знаю отчего. Она уже родила мужу наследника. — Лицо Филиппа потемнело. — Я думал, что Кит мой сын, но Анна все отрицала. Впрочем, даже если он был сыном Генри, я все равно должен был увезти их. Генри считал, что детей нужно держать в строгости, у него была железная воля, а это уже опасно. Он был холодный и бесчувственный, Анна говорила, что наша жизнь будет кошмаром, ибо он способен на все. А я был бессилен против него. Теперь же Кристофер рассказал мне, что Генри разлучил его с матерью, когда он был совсем маленьким. А я верил тому, что Анна мне говорила — мол, все в порядке. Теперь я знаю, почему она согласилась видеться со мной, почему вновь позволила стать ее любовником — ведь как раз в то время Генри отнял у нее Кита… — Голос его слегка задрожал. — Мы стали встречаться в той потайной комнате под Лалуортским замком. Мне было хорошо с ней, и я думал, что все в порядке. Я не могу простить себе этого.
Розалинда крепче обняла его, с трудом дотянувшись до его плечей, желая оградить его от этой боли — маленькая утешительница. В горле у не стоял ком, в глазах — слезы:
— Вы верили ей, потому что иначе было б слишком тяжело.
— Я предпочел быть трусом.
— Трус не мог бы вынести того, что вынесли вы.
Кит со злостью наблюдал за ними. Он не слышал, о чем они говорили, но видел, с каким сочувствием Розалинда слушала Филиппа. С ним она никогда так не разговаривала! Никогда не утешала его, сказала, что любит, а сама все время сердится на него. Кит отвернулся. «Это все от жажды, — подумал он. — И матросы неспокойны».
Он пошел по своим делам, лишь бы не видеть Розалинды и Филиппа.
Но все мысли его вертелись вокруг нее. С утра Роз открыла глаза и улыбнулась ему такой счастливой улыбкой. Он назвал ее графиней, чтобы сделать приятное, но она тут же рассердилась и перестала с ним разговаривать. Кит безумно разозлился: ведь он не командовал и не помыкал ею, а назвал именем, которое любой другой польстило бы. А потом он узнал, что Роз еще не занималась с Райтманом, и как следует отчитал ее, а Роз обозвала Кита тираном и выскочила из каюты. Но она же сама виновата: ведь он капитан корабля, и все должны подчиняться ему. Все. Беспрекословно.
Через час он увидел ее на корме: она делала вид, что дышит воздухом, а сама украдкой следила за Райтманом, который возился с компасом и астролябией. Тогда Кит спрятался и стал подслушивать.
Розалинда раздраженно следила за Райтманом, сердце у нее надрывалось каждый раз, когда он неправильно держал астролябию. Она старалась быт терпеливой во что бы то ни стало, хотя Кит и сказал, что у нее никакого терпения.
В конце концов она отвернулась и попыталась притвориться, что любуется морем. Рассеянно она откусила сухое печенье, оставшееся от обеда, такое твердое, то она чуть не сломала зубы, и такое сухое, что приходилось подолгу держать во рту каждый кусок. И тут только заметила, то вокруг собрались моряки, тихо совещающиеся меж собой. До не доносились обрывки их слов:
— Мы так и не увидим суши. Мы умрем о жажды…
— Или от голода. Никогда прежде такого с графом не случалось. Это все она. Она принесла на несчастье.
Розалинда поняла, что говорят о ней, и огорчилась Ну чего от нее хотят — чтобы она бросилась в воду и освободила их? Она храбро обернулась подошла к ним.
— Доверьтесь Райтману! — Смирила она свою гордыню. — Он очень хороший штурман и знает что делает. Ваш капитан сам проверил его расчеты и знает, что они верны. Вы должны доверять ему. Он же никогда не подводил вас.
Моряки изумленно качали головами, не ожидая, что она осмелится заговорить с ними.
— Вы должны верить! — продолжала Роз. — Он говорит, что до ночи мы увидим берег. Я в этом тоже уверена.
На самом деле ничего подобного Райтман не говорил. Розалинда сама определила это с утра.
Моряки молчали. Один из них жадно глядел на печенье в ее руках. Лица у всех были серые от недостатка воды. Она протянула печенье матросу:
— На, возьми. Я же не работаю, ты знаешь.
Он не задумываясь схватил его и проглотил, отвернувшись от своих товарищей. Позже, уже за работой, он слегка улыбнулся ей черными зубами. У нее самой ныло в желудке, но она была рада, что отдала печенье. Если б можно было наловить рыбы, но сетей у них не было, а для того чтобы удить рыбу, они слишком быстро идут. Скорость сейчас важнее еды: ведь еда не поможет, когда кончится вода. Роз пошла в каюту отдохнуть и по дороге заметила, что один из юнцов, натирающих пол, едва держится на ногах. Вдруг он с грохотом рухнул на палубу и потерял сознание.
Розалинде стало жутко. Позвали врача, но тот ничего не мог сделать: недостаток воды, юноша съел весь свой дневной рацион, когда починил снасти на главной мачте. Он был моложе Розалинды и, может быть, на год старше Джонатана.
В семнадцать лет умереть от жажды — нет, этого нельзя допустить!
Юношу отнесли на бак и оставили там.
Розалинда поспешно устремилась в кладовку, где хранили воду. Старик, сторожащий драгоценные бочки, встал при ее появлении. Она протянула ему большую оловянную меру:
— Дайте, пожалуйста, все, что мне полагается сегодня!
— Все?! — Старик изумленно смотрел на нее. — Нет, госпожа, сейчас не надо. Еще слишком рано, а вы уже выпили четверть. Давайте я вам налью еще четверть, — уговаривал он. — А попозже все остальное.
— Я хочу все сейчас, — настаивала она, удивляясь сама себе.
Старик нехотя наполнил ее чашу, и она осторожно понесла драгоценную воду потерявшему сознание юноше. Тот уже открыл глаза и безжизненно лежал на боку.
— Сидеть можешь? — Она опустилась перед ним на колени. — Давай я помогу тебе. — Она обхватила его за плечи и приподняла. Он оказался куда тяжелее, чем она думала, — без сомнения, ему нужно много воды. Она поднесла чашу к его губам.
