Эрлингтон прервал их веселье:
— Могу я напомнить вам, Маккалоу, что в первую очередь это ваши крики и воззвания объединили мятежников?
— Мятежников? — Брэндуб покачал головой. — Мы не мятежники, посланник, мы участники сопротивления.
— Но не перед законом.
— А кто писал этот закон? Король… или тиран? История рассудит, благороден он был или жесток. То же касается меня.
— Люди, склонные к насилию, не могут считаться благородными. Вы противитесь воле короля и тем самым причиняете вред всему народу. Подумайте, прежде чем поднимать народ на бой.
— Я ничего не делаю, посланник. Их собственные несчастья вызывают их ярость. Спросите их сами. Давайте-ка. Посмотрим, как вы сможете поколебать их решимость.
Это была насмешка, но Эрлингтон жаждал принять вызов. Он повернулся к толпе.
— Люди Шотландии, послушайте меня. Эти речи, это собрание — изменнические. Король не потерпит оскорблений в свой адрес. Силы Англии превосходят ваши, и вы будете разбиты.
Толпа освистала его, выкрикивая бранные слова.
Он продолжил:
— Я знаю, что сейчас политическая ситуация взрывоопасна и полна ненависти. Но демонстративное неповиновение не принесет того, чего вы хотите. Позвольте мне договориться о мире между нашими народами. Уже сейчас полки в Форт-Уильям готовы пойти на Инвернесс. Некоторые из вас не имеют военного опыта. Скажите мне… вы хотите второй Каллоден[17]? Или еще один Гленшил? Неужели это лучше мира?
Несколько мужчин незамедлительно ответили ему:
— Сопротивляться тирании — значит смотреть в лицо смерти!
— Лучше падем мертвыми один за другим, чем сдадимся!
— В конце концов, мы жители Северного нагорья. Если умрем, то как герои!
Эрлингтон повернулся к мужчине, который ответил ему последним.
— Нет. Вы падете как предатели. И история запомнит вас такими, если вообще запомнит. Мертвые не могут рассказать о своих мотивах. Если вас убьют, кто позаботится о ваших женах и детях? Все решается здесь и сейчас. Спросите самих себя, будете ли вы на стороне закона или предадите доверие, которое наш король оказывает вам?
Его перебил молодой парень:
— Ха! Вы хотите переименовать Шотландию в Северную Англию! Не бывать этому! Посмотрите на французов и американцев. Они боролись за возможность принимать участие в решении политических вопросов… и победили. Мы сделаем то же самое!
Эрлингтон повернулся к говорящему, совсем еще мальчику по сравнению с окружающими.
— Но какой ценой? Американцы потеряли двадцать пять тысяч жизней, а французы — сто семьдесят тысяч. Во всем Северном нагорье не найдется так много людей. Джентльмены, никто не ставит под вопрос смелость ваших убеждений. Но есть правильный путь — протянуть руку правительству. И неправильный. Попробуйте договориться с противником, а не побить его силой. Я обладаю большими полномочиями. Одно мое слово может собрать здесь все военные силы английской короны, а другое — может смягчить гнев монарха. У вас тоже есть сила. Вы вольны выбирать, и это большое дело. Покоритесь, и вы получите милостивое прощение его королевского высочества за этот мятеж. Продолжите бастовать — потеряете жизни и подвергнетесь неимоверным лишениям. Хорошо подумайте, что выбрать. От вашего решения зависит ваша жизнь, жизнь ваших семей, соплеменников и будущих поколений. Настало время принимать решение, джентльмены. Вы сложите оружие?
В комнате воцарилась тишина. Эрлингтон переводил взгляд с одного лица в зале на другое. Дух патриотизма боролся с желанием мира, а лояльность — с боязнью возможных репрессий. Что-то одно должно одержать верх.
Стоявший в центре мужчина закричал, и словно первая стрела была выпущена в сражение:
— Свободная Шотландия!
Остальные взорвались ревом согласия.
— Мы не покоримся!
— Война, а не переговоры!
— Избавимся от английской заразы!
Эрлингтон ссутулился, поник головой. Никогда еще он так остро не переживал свое поражение.
Брэндуб Маккалоу откинулся на спинку стула и, самодовольно взирая на орущую толпу, произнес:
— Видишь, посол, мы все говорим в унисон. Шотландия будет независимой.
Эрлингтон, прищурившись, посмотрел на него.
— Ты совершаешь очень большую ошибку, Маккалоу. Ты никогда не будешь королем.
На лице Брэндуба появилось удивление, но его тут же сменила заносчивость.
— Почему нет? Эти же самые люди посадят меня на трон.
— Нет, Брэндуб. После того как закончится конфликт, тебе будет некем управлять.
Ноздри Брэндуба раздувались от ярости.
— Отец имел смелость говорить мне то же самое. И вскоре он испустил дух.
В его словах было недвусмысленный намек, и Эрлингтон понял, что причиной смерти Дункана Маккалоу было нечто иное, нежели считало большинство.
Брэндуб встал.
— Друзья! Наши ладони согревают рукоятки мечей. Англичане возомнили, будто они боги, но они ошибаются. В нашем присутствии и с мечами, приставленными к шеям, они наконец осознают, что они обычные люди.
Кто-то выкрикнул из толпы:
— Посол — негодяй и мошенник. Заклеймить его!
Брэндуб вытянул руки.
— Нет. Клеймить не надо. Он послужит нам для другой цели. Мы пошлем его голову принцу-регенту. Пусть увидит силу нашей решимости. — Он повернулся к Эрлинггону. — Пусть они оба увидят.
К ночи Малькольм и Серена добрались до Рам-Друайона. В городке у подножия холма кипела жизнь. Женщины с детишками спешили домой из лавок пекарей и мясников.
Малькольм слез с лошади на углу паба. Над дверью висела деревянная вывеска с надписью «Герб короля», к которой кто-то сверху приписал «Шотландского». В открытую дверь задувал ветер.
Малькольм помог Серене слезть с лошади и, быстро схватив ее за руку, прошептал на ухо:
— Одета ты как женщина из Северного нагорья, но держи рот на замке. Понятно? Никто не должен знать, что ты англичанка.
Серена в страхе закачала головой. Уна дала ей плед, и Серена набросила его на голову, чтобы скрыть лицо. Они вошли внутрь. В тесном помещении стояли три странных стола, а вокруг были расставлены совершенно не подходящие к ним стулья. Деревянная обшивка стен выглядела так, будто ее меняли по частям и не очень аккуратно, без подгонки. Воздух был спертым и несвежим от винных паров.
Малькольм подошел к мужчине, стоявшему за барной стойкой, и поприветствовал его на гэльском:
— Добрый вечер!
Хозяин паба был стройным мужчиной с копной светлых волос и обветренным лицом.
— Должно быть, теплый будет вечерок. Чем могу помочь?
— Нам с миссус нужна комната. Есть свободные?
— Да. За баром есть одна комнатенка. Небольшая, просто место, где мы обычно оставляем перебравших посетителей. Один шиллинг.
— Берем. Кто-нибудь может поставить наших лошадей в стойло?
— Извините, некому. Горячее тоже не могу вам предложить. У нас есть только хлеб и сыр.
