коронное блюдо.
— Эмма!.. Подожди, моя радость, дай мне вытереть руки, чтобы я могла хорошенько обнять тебя! Эй, Нани, Пу, будьте хорошими девочкам, помогите тете Лео закончить эти лау-лау…
Тетя Лео вытерла передником вспотевшее лицо и приняла Эмму в свои жаркие объятия.
— Ай, детка, как нехорошо! Что ж ты не показывалась так долго? Я не видела тебя со дня похорон твоей матери. Почему ты не привезла ко мне и дяде Кимо маленькую Махеалани? Разве мы не одна семья? — ласково журила она опустившую голову Эмму.
— Я была так занята, тетя… Надо каждый день готовиться к занятиям.
— Где же сейчас моя Махеалани? Почему ты не взяла ее с собой?
— Я оставила ее у соседки, тетя. Они с подружкой объелись дикими сливами…
— Ай, мои бедные малышки! Ну, что там поделывает этот… Джордан?
— Болтается где-то как обычно. Где — кто его знает…
— Ох, этот Джордан! Если бы твоя мать была с ним потверже. Нет, она не была мудрой матерью, иначе она не позволила бы этому проходимцу отравлять тебе детские годы. Что было, то было. И нечего вспоминать об этом. Прошлого не вернешь. Садись, дорогая, к столу, тетя угостит тебя жареной рыбкой и соком гуавы.
Тетя суетилась, ставя на стол хлебные шарики, рыбу со свиными шариками, водоросли со специями и прочую снедь.
— Где дядя Кимо? — спросила Эмма, оглядывая кухню.
— Мистер Кейн взял его с собой. Дядя Кимо встре-ча-ет молодого господина. Скоро они будут здесь. Ай-яй, я весь остров пригласила на наш праздник!
— Я знаю. Миссис Кейн просила меня станцевать хулу…
— Хулу? Этот ужасный танец? Берегись, дочка, ведь на празднике будут и шериф, и полисмен… Как бы они не застукали тебя!
— Ничего, тетя, они будут заняты твоими лау-лау и ничего не заметят.
— А ты знаешь самую главную новость? Мистер Гидеон едет сюда не один. С ним — его молодая жена… Говорят, настоящая красавица.
Тарелка выскользнула из рук Эммы, и хлебные шарики покатились по полу.
— Эмма, деточка, что с тобой? На тебе лица нет… Боже! Что случилось?
Недаром Джекоб Кейн называл свой дом сердцем своего ранчо, сердцем своей земли.
У Джулии перехватило дыхание от восторга, когда они приблизились к нему.
Дом был роскошен.
Высокие изящные окна; огромные застекленные французские двери, широкий бельведер, где были расставлены покойные кресла из ротанга, украшенные павлиньими перьями, просторные лестницы и веранды, с которых, должно быть, так приятно смотреть вдаль, на покрытые свежей зеленью холмы и долины, на снежные пики Мауны Кеа.
Дом окружали кокосовые пальмы, гордо возносящие к синеве небес изумрудные кроны, восковые глицинии, сплошь покрытые кремово-белыми огромными цветами, гибискус соперничал с ними яркостью малиновых и розовых соцветии.
Трава повсюду была аккуратно подстрижена, живой изгородью окружали дом и хозяйственные постройки апельсиновые и кофейные деревца.
Повсюду, распустив великолепные хвосты, расхаживали крикливые, надменные павлины.
Джулия никогда прежде не видела такой красоты.
Крик радостного удивления вырвался у нее, и, пришпорив кобылу, она понеслась вперед.
Гидеон, довольный переменой ее настроения, последовал за ней, чтобы дать необходимые пояснения.
— Ну вот, мы почти все осмотрели.
— А это что за постройка?
— Здесь барак для неженатых паньолос — они привыкли жить вместе. А те, кто обзавелся семьей, построили себе собственные дома неподалеку отсюда.
Джулия с неприязнью взглянула на барак.
«Уж кто-кто, а я-то знаю, какая грязь и вонь в таких общих домишках, — подумала она. — Сама еле вырвалась из такой дыры…»
— Нам пора идти в дом, дорогая. Думаю, мама уже глаза проглядела, так и прилипла к окошку — не терпится ей посмотреть на свою невестку…
— Да разве она знает обо мне?
— Знает. Беспроволочный телеграф джунглей и магия здешних жрецов — от них ничего не скроется. В доме уже наверняка кипит работа — надо заготовить лау-лау на целый остров. И все это ради нашего приезда!
— В самом деле? О, смотрите, какое чудо!
Джулия привстала на стременах и, прежде чем Гидеон успел остановить ее, сорвала ветку охиа лехуа, осыпанную ярко-красными цветами, похожими на помпончики.
— Какая прелесть! — Джулия недоумевающе поглядела на помрачневшего Гидеона.
Кимо Пакеле, управляющий ранчо, тоже сделал кислую мину, а среди паньолос послышался ропот: «Айве! Пиликия!»
— Что я сделала не так, джентльмены?
— Пустяки, дорогая. Просто ты сорвала ветку священного дерева богини Пеле, а туземцы верят в то, что теперь богиня рассердится и разбудит красный огонь.
— Да, — подтвердил Кимо, — и еще они будут думать, что теперь чья-то кровь прольется…
— Кровь прольется? Из-за каких-то цветочков? Это бред, господа!
Она направила лошадь к дому-дворцу.
Кроваво-красная гроздь, растоптанная лошадиным копытом, лежала в дорожной пыли.
Дядя Кимо осторожно объехал ее, глядя вниз с суеверным ужасом.
Глава 13
Едва копыта Макани ступили на пляжный песок, Эмма соскользнула с седла и опрометью бросилась к воде.
Волны набегали и отступали, хлеща по ногам, складки накрахмаленного платья жалко обвисли, слезы лились по щекам.
Это было привычное место их с Гидеоном свиданий — уютный залив у скал-Близнецов. Эмма часто приезжала сюда. Только здесь она чувствовала себя в безопасности — словно тень Гидеона охраняла ее.
И вот она осталась одна, совершенно одна, лишенная даже надежды на будущее.
«Почему, — спрашивала себя Эмма, — почему он оставил меня?» Ведь он клялся на священном амулете, унес с собой ее душу, она отдала ему ее вот здесь, под виноградными лозами… Он покинул остров, уехал туда, где его никто не знает, — и стал другим! Все правильно, все так и должно было быть. Он стал другим — и полюбил другую…
А она еще не верила этому подлому Джеку Джордану! Он говорил ей, что Гидеон никогда не вернется, а если вернется, то сделает ее не законной женой, а любовницей. Прав был он, подлецы лучше порядочных людей разбираются в жестоких правилах игры, называемой жизнью.
«Гидеон привез в дом молодую жену…» Эти слова резали, как острый нож.
