Повсюду на циновках были разбросаны охапки цветов, даже между блюдами с угощением.
Поросята, зажаренные целиком в банановых листьях, украшенные зеленью и овощами, калебасы с ананасовой водкой домашнего изготовления, горы фруктов, печеной рыбы — вся эта снедь в изобилии была разложена на циновках, перед которыми, поджав под себя ноги, сидели гости.
С особой осторожностью приступали они к поросятам, приготовленным по местному рецепту: кусочками раскаленной окаменевшей лавы были набиты их желудки, что делало мясо особенно сочным, а корочку — золотистой и аппетитно хрустящей. Поросята имели удивительный вкус благодаря соусу из мелко нарубленной семги, томатов и лука. Подавались они с лау-лау.
Были здесь и цыплята, сваренные в кокосовом молоке, рисовая лапша, моллюски с гарниром из листьев лу-ау, напоминавших шпинат.
Сырая, тончайшими ломтиками нарезанная, слегка присоленная рыба, ламинарии, бататы, жареные корни таро, двухдневный пенистый сидр, ром, ликеры, апельсины, орехи… Чего только не было тут!
Музыканты настраивали гитары и укулеле.
Гидеон вглядывался в знакомые лица гостей, нарядных и пока еще немножко чопорных, и счастливо улыбался.
А сколько здесь было хорошеньких девушек!
А как вырядились паньолос, важно прохаживавшиеся по лужайке, позвякивая шпорами и пощелкивая высокими каблуками при встрече с особенно достойными гостями!
Здесь были и доктор Форестер с женой, опиравшейся на трость, и священник, и чета Корнуэллов, и китаец А Во, владелец магазинчика в Кавайихе… Много еще было здесь всякого народа!
Уважаемый мистер Аарон Корнуэлл поздравил новобрачных и поблагодарил родителей за прекрасный праздник.
Гидеон поблагодарил гостей за то, что они почтили своим присутствием его скромное торжество.
Родители Гидеона выразили свое несказанное удовольствие всем происходящим и усиленно потчевали всех вместе и каждого в отдельности.
Тосты следовали один за другим.
Смех за столом звучал все непринужденней, застолье было в разгаре.
И вот зазвучала музыка.
Музыканты играли что-то печальное и мелодичное, слаженно выпевая мелодию. Это была старинная ковбойская песня, в которой рассказывалось о долгих вечерах у костра, о высоком ночном небе, о снежных горных вершинах и, конечно же, о любви, — о женщинах, о высоких бедрах и нежной груди возлюбленной, о том, как хорошо было бы обнять ее, такую нежную…
Куплеты становились все более откровенными.
«Бедный ковбой, — пели музыканты, — он так продрог и устал, помоги ему согреться, любимая, дай ему размять свои косточки, пусти его под свое теплое пончо…»
Дальше следовали такие признания, что пальмы вздрогнули от дружного хохота.
Джулия, не понимавшая ни слова, раздраженно оглядывала стол.
Похоже, ей придется остаться голодной.
Моллюски и сырая рыба казались ей отвратительными, она едва не сломала зуб о какой-то камень, попавшийся ей в поросятине…
— Когда же начнутся танцы? — спросила она Гидеона. — Я слышала, у вас принято исполнять какую- то хула-хулу. Говорят, это забавный танец. Я так мечтаю увидеть его…
Гидеон удивленно посмотрел на нее:
— Вряд ли ты увидишь здесь настоящую хула-хулу. Вот когда мы будем в Гонолулу, я отведу тебя в одно местечко, там ты сможешь понять, что это такое. И потом, танец этот не совсем приличен, дорогая… О-о! Посмотри, кажется, действительно сейчас начнется хула-хула!
Леолани Пакеле, двигавшаяся, несмотря на необъятные размеры, с легкостью и своеобразной грацией, вытащила большой барабан, сделанный из выдолбленной тыквы, обтянутой кожей, и опустилась перед ним на колени.
Гости одобрительно перешептывались, глядя на тетю Лео. На острове такие дамы, как миссис Пакеле, считались крайне привлекательными. Да так оно и было на самом деле!
Вдруг в круг света вышла стройная девушка в лиловом саронге.
Голова ее была опущена, лица не было видно.
Иссиня-черные волосы убраны в причудливую прическу из мелких косичек, свернутых тугими колечками, — в них заплетены пурпурные фиалки и ярко-зеленые листья махрового папоротника.
Гирлянда из тех же цветов обвивала шею и плечи танцовщицы. Настоящая тропическая принцесса.
Леолани Пакеле резко ударила по барабану ребром левой ладони. Одновременно сильные пальцы ее левой руки выбили на туго натянутой коже глухую длинную дробь.
Девушка медленно подняла голову и посмотрела… прямо в глаза Гидеону.
— Святой Моисей!..
Гидеон, не сознавая того, что делает, поднялся с места. Перед ним была Эмма!
Эмма! Увидеть ее в такой момент!.. На празднике в честь его свадьбы…
Сколько раз он представлял себе эту встречу, как он хотел заглянуть в эти грустные фиалковые глаза, чтобы узнать, почему она отказалась от него, почему предпочла другого… О многом он хотел бы спросить ее! Семь лет разлуки! Он оставил ее худенькой, трепетной четырнадцатилетней девочкой, а теперь перед ним была невероятная красавица.
Она смело и прямо смотрела на него, а он стоял перед ней, словно нашкодивший мальчик, и не знал, в чем его вина…
Руки Леолани выбивали четкий и сложный ритм.
Эмма резким, сильным движением выбросила правую руку вперед, и Гидеон отшатнулся, будто она хотела вырвать из его груди сердце, бившееся часто и больно, как тогда, на берегу, где она танцевала хула-хулу для него одного!
