развития;
♦ идея об изобретаемых в истории культуры знаках (в первую очередь – языка) как средствах («психологических орудиях») овладения поведением человека и социальных групп;
♦ гипотеза об интериоризации как конструктивном механизме социализации человека, происходящей в ходе сотрудничества, совместной деятельности ребенка с другими людьми и приводящей к преобразованию мира культуры (мира «значений») в мир личности (мир «смыслов»);
♦ концепция системного анализа развития и распада высших психических функций человека как социальных по
♦ историко-генетическая системная концепция мышления и речи как ключ к пониманию смысловой диалогичной природы сознания;
♦ представление о динамических смысловых системах как особом единстве аффекта и интеллекта и единицах анализа личности;
♦ концепция о «зоне ближайшего развития» высших психических функций ребенка как продукте сотрудничества ребенка со взрослым и сверстниками при решении задач;
♦ обоснование идеи об обучении как движущей силе психического развития ребенка.
Эти идеи, иллюстрирующие универсализм мышления Л.С. Выготского, составили смысловой стержень научной школы культурно-исторической психологии, которую благодаря работающим и преподающим в МГУ прямым соратникам Л.С. Выготского (А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, Б.В. Зейгарник, Д.Б. Эльконин), их последователям (П.Я. Гальперин, A.B. Запорожец), различным поколениям учеников (В.В. Давыдов, Н.Ф. Талызина, А.А. Леонтьев, В.П. Зинченко, O.K. Тихомиров, Д.И. Фельдштейн и др.) называют иногда «московской психологической школой».
Творческий потенциал школы культурно-исторической психологии органично воплотился и приобрел широкое признание в таких граничащих с психологией науках, как антропология, этнология, история, культурология, социология, филология, лингвистика, семиотика, а также в науках о массовой коммуникации и искусственном интеллекте.
XXI век: психология в век психологии (послание А.Н. Леонтьева)
На пороге XXI в. современная психология оказалась в ситуации, емко передаваемой формулой старых русских сказок: «Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Эта ситуация разительно отличается от развалин Трои перед грустным Приамом, с которыми образно сравнивал