дар – принять (по известной цветаевской формуле любви) «из-быток». И его можно «выслушать» – в том смысле, в котором можно «выслушать» строчку нового стихотворения, то есть, конечно же, не буквально, не как до этого выслушивания где-то уже записанное послание, но, вместе с тем, и не как «созданное» им. Через выслушивание «исправляются пути» к вступлению в этот мир, к присутствию и действию в нем некоего нового духовного существа, в со-бытийной встрече с которым и получается послание.
Можно было бы коснуться целого ряда других – неявных, характерных для естественнонаучной мысли – допущений, которые следовало бы специально обсудить. Взять хотя бы понятие «гуманитарных наук». Нередко дисциплины называют «гуманитарными» буквально – по тому месту, где люди деньги получают, а не по каким-то серьезным методологическим соображениям. Но в слово «гуманитарный» можно вкладывать и строгий – продуманный в духе современной философии и методологии – смысл. И тогда «гуманитарность» некоторых дисциплин, которые по привычке – необдуманно и безответственно – называют гуманитарными, окажется весьма сомнительной.
И какие-то из нынешних, так называемых «гуманитарных», дисциплин окажутся при этом дальше от действительной гуманитарной науки, нежели некоторые развитые дисциплины естественнонаучного ряда. Так, например, – как бы это ни показалось парадоксальным – в свете известной работы В. Паули к действительно гуманитарным наукам следовало бы отнести кеплеровскую небесную механику и, напротив, отказать в этом современной академической научной психологии.
«Критика практического разума» в психологии должна развертываться по двум направлениям: с одной стороны, это критика образа человека, который стоит за современной практической психологией, а с другой – это критика самого понятия «практики».
Человек, которого имеет в виду современная практическая психология, – всегда «частичный» человек. А поскольку этот частичный человек выдается ею за всего человека, то эта психология, по сути дела, вынуждена утверждать – по замечательному определению М. Цветаевой – «уродов от человека».
В силу своей абстрактности, в силу того, что она имеет дело лишь с лабораторными препаратами от человека, академическая научная психология – безобидна. Разве только деньги мы на нее тратим, как налогоплательщики, за чей счет ученые мужи (а нынче в основном – ученые дамы) удовлетворяют свое личное любопытство. Практическая же психология отнюдь не безобидна, поскольку она не просто ориентируется на этого частичного человека, но – всей практикой своей работы – его консервирует, утверждает как норму человека, как единственно возможного человека. При этом как раз и оказывается удобным убеждение в том, что есть только одно «правильное мышление», одна «правильная логика» и что это – именно то мышление и та логика, которую господь бог соизволил дать традиционной естественно-ориентированной науке. Тогда как если попытаться реализовать здесь хотя бы ту же культурно-историческую точку зрения на человека, то следовало бы уже признать, что зачастую только условно можно называть одним словом то, что психопрактики имеют в виду, говоря о «человеке». Подобно тому, как у эскимосов, кажется, есть 154 разных слова для обозначения разного снега, и для человека – если психолог действительно хочет мыслить конкретно – следовало бы придумать 154 разных слова, чтобы не называть одним словом совершенно разные существа. Разные – в смысле своей душевно-духовной конституции и «законов» внутренней жизни.
И в этой-то связи следовало бы «восстановить» в их прежнем достоинстве некоторые важные сегодня для психологии слова, и – одним из первых, быть может, – слово «практика». Когда Платон говорит о практике как о «воспроизводящем самое себя нравственном деянии» или когда Фуко – апеллируя к Платону как к исходному пункту развития подобного взгляда на человека – говорит, что человек воспроизводит себя в качестве такового лишь благодаря внутренней работе над собой, работе, включающей и психотехнический план, но к нему не сводимой, – или когда он в своей «генеалогии субъекта» ставит вопрос о том, как человек внутри особого рода практик работы над собой конституирует себя в качестве «субъекта нравственной жизни», то, конечно же, и Платон и Фуко «практикой» называют не просто психотехническое «воздействие на» человека, но имеют в виду некие более широкие контексты жизни – жизни человека как духовного существа, его духовного пути. «Практиками» – в этом большом смысле слова – являются, прежде всего, конечно, те или иные формы эзотерической работы человека над собой. Но и «по сю сторону» можно найти примеры подобного рода Практик. В частности, так можно смотреть на искусство. И в ранних работах Выготского искусство
