Каролина слабо улыбнулась.
– Именно поэтому тебе будет легко объяснить мне, если захочешь. Я не буду тебя осуждать, не буду тебе рассказывать, как надо было поступить, я просто послушаю. Иногда полезно выговориться, произнести все вслух. И если ты не знаешь, куда пойти и с кем поговорить, всегда можешь прийти ко мне, я сделаю все, чтобы помочь. Всегда есть к кому пойти, Каролина. И это останется строго между нами. Можешь быть уверена, я никому ничего не скажу.
Каролина вдруг скривилась и заплакала. Она пыталась заслонить лицо здоровой рукой, а другая лежала, точно она уже не нужна, точно ее и нет – отмерла. Плакала она так горько, что плечи сотрясались от рыданий.
– Я не думала, что можно кому-нибудь рассказать, – призналась она.
– Теперь знаешь, – мягко ответила я и протянула ей бумажную салфетку. – И этот кто-то, кто тебя выслушает и поможет, он есть всегда. Всегда.
Она вытерла слезы, успокоилась и, кажется, была готова к разговору.
– Я перерезала вены, – начала она. Подняла руку и показала мне бинты, как будто я раньше их не замечала. – Вы, наверное, считаете, что я сумасшедшая, – тоскливо заключила она.
Я отрицательно мотнула головой.
– Залезла в инет и прочитала, как это сделать. Там написано, что надо бритвой, но это оказалось так трудно – я никак не могла сделать разрез – и больно. А потом ничего не было, хотя кровь текла. Я лежала в кровати, ждала, когда умру, но ничего не происходило. Просто было больно. Я опять посмотрела в инете, что сделала не так. Ну а потом пошла вниз, к маме, и показала ей. Я испугалась. – Она всхлипнула. – Мама начала на меня кричать: «Что ты наделала? Что ты наделала?» Черт, мне хотелось пойти наверх, к себе, и снова это сделать, чтобы я умерла и она бы уже не смотрела на меня так. Как будто я чокнутая. Папа меня безостановочно спрашивал: почему ты это сделала, почему? Никогда в жизни он так не злился. Как будто хотел меня убить.
– Он не хотел тебя убить, Каролина. Он был потрясен и очень испугался, а хотел он только одного – защитить тебя. Родители хотят, чтобы у тебя все было хорошо. Им нужно понять, что произошло, чтобы тебе помочь.
– Они меня убьют. – Она опять начала плакать. – У вас тоже так было? Вы ненавидели свою маму?
– Нет. – Я погладила ее по плечу.
Слезы навернулись на глаза, когда я вспомнила, как папа пришел из больницы с фальшиво-радостным лицом, как будто они уезжали на выходные. Вспомнила, как она лежала в шезлонге в саду под проливным дождем, а он объяснял, что она хочет «прочувствовать» что-то. Даже когда она была со мной, мне часто казалось, что на самом деле она не здесь, а где-то в другом месте. Я любила ее, хотела быть с ней рядом.
– Ненавидела? Что ты, никогда, ни одной минуты. – Я помолчала, потом спросила: – Почему это так непереносимо для тебя? Что случилось?
– Я не могу им рассказать. Но они все равно скоро узнают. Странно, что до сих пор не узнали. Каждый день я прихожу из школы и жду, что им все уже известно. В школе все знают, все на меня пялятся, всякие гадости говорят. Даже мои друзья… И у меня нет никого, ни единого человека, который бы мне помогал, с кем можно было бы поговорить. Даже Эшлин. – Она смущенно запнулась.
– Эшлин твоя подруга?
– Была. Она была моей лучшей подругой с пяти лет. А теперь даже не смотрит на меня. И так уже целый месяц. Сначала все остальные от меня отвернулись, а она нет, а потом стало совсем хреново: они стали подбрасывать гадости мне в шкафчик, всякую похабную дрянь, и постоянно обсуждают меня на Фейсбуке, причем все это вранье. Потом они начали втягивать в это Эшлин и про нее тоже стали говорить всякие пакости. Она сказала, что это я во всем виновата, и рассорилась со мной. Ну разве это честно?
– Произошло что-то, о чем все вокруг узнали? – предположила я.
Она кивнула, слезы полились у нее из глаз.
– Что-то попало в Сеть?
