теперь Патрик вспоминает, что почувствовал тогда: он внезапно сделался глубоким стариком, почти полумертвым, его словно бы выволокли из могилы.
Школа «Олд-Маунтин хай» врезается прямо в склон холма: красная покатая крыша и черные стены из грубо вытесанных кирпичей. Патрик объехал огромную парковку вдоль и поперек, но, кажется, все места заняты. Он внимательно смотрит по сторонам и то и дело жмет на тормоз, пропуская стекающихся к школе учеников. Те пригибаются под тяжестью рюкзаков, смеются, окликают друг друга, набирают эсэмэски. Радостно звенят голоса, из окон грузовиков на гигантских колесах доносится громкая кантри-музыка. Солнце, отразившись от капота джипа, на мгновение ослепляет Патрика, а когда он открывает глаза, перед автомобилем оказываются две загорелые девчонки с сияющими золотыми волосами, наряженные в майки с глубокими вырезами и коротенькие шорты. Гэмбл снова ударяет по тормозам. «Вранглер», дернувшись, замирает, а девицы, прервав разговор, окидывают неодобрительным взглядом сначала машину, а потом и самого Патрика.
Наконец он находит свободное место в дальнем углу парковки, подхватывает с заднего сиденья рюкзак и захлопывает дверь. Но джип, похоже, решил отправиться следом за хозяином. Патрик в панике чертыхается, пытается остановить машину голыми руками, а потом прыгает в кабину и дергает ручник.
По пути к школе он дважды оглядывается через плечо: на месте ли джип, не загорелся ли, не отвалилось ли колесо. Во взгляде Патрика читается жгучее желание прыгнуть за руль и двинуть по направлению к горам, а оттуда — на юг по побережью. Уехать отсюда и не оглядываться.
В школе учится две тысячи учеников, а он никого не знает. Гэмбл легонько щиплет себя за переносицу. С самого первого дня переезда его неотступно преследует легкая головная боль. Мать говорит, это из-за нервного напряжения и перепада высот. А он во всем винит кровать. Мама ее у соседки купила. У той сын свалил в Портленд — нашел там девушку и работу, родители теперь его комнату переделывают в гостиную, вот кровать им больше и не нужна. Патрику очень неудобно спать; ему кажется, что матрас еще помнит очертания чужого тела. Очередное подтверждение: он здесь чужой.
А вот местная природа ему нравится. На вершинах Каскадных гор сияют испещренные расселинами ледники, меж лесистых холмов, поросших ксерофиллумом, текут белопенные реки. Тут много пешеходных троп. А на востоке раскинулись шафрановые равнины и изредка встречаются полосатые каньоны и черные холмы. Пронзительно-синее небо — такое бывает только высоко в горах — напоминает цветом прожилку в толще мрамора.
Но мать ему совсем чужая, а кровать похожа на гроб. Ночью Патрик просыпается, бредет в темноте в туалет и обязательно врезается в стенку или в книжный шкаф. Чужая комната. «Всего один только год», — думает он, открывая стеклянные двери школы, проталкиваясь сквозь толпу учеников. Через год отец вернется домой, он сам тоже вернется домой, и можно будет сделать вид, что никакого злополучного рейса номер триста семьдесят три никогда и не было.
Все утро Патрик словно в тумане. Забыл код от шкафчика в раздевалке. В запруженных народом незнакомых коридорах трудно сориентироваться, но он не хочет ни у кого спрашивать дорогу. В результате опаздывает на каждый урок и ловит на себе косые взгляды одноклассников. Учителя в очках и плохо сидящих брюках расхаживают между партами и, слюнявя пальцы, раздают учебные планы, скучающими голосами рассказывают о своих требованиях.
Патрику сложно вникнуть во все это. Он слишком взвинчен. Ему тяжело дышать. Лампы слишком яркие. Стулья слишком старые и жесткие. Гэмбл прикусывает щеку, и рот наполняется кровью. Вот и полдень. Часы тикают словно бомба.
Помнится, давным-давно, еще в начальной школе, все увлекались такими специальными книжками под названием «Волшебный глаз». Надо смотреть на страницу, пока изображение не начнет чуть расплываться, и тогда из привычной картинки вдруг неожиданно проступает другая. Патрик хорошо помнит одну: на испещренной кратерами серой поверхности луны внезапно проявился череп. Он тогда захлопнул книгу и потом долго старался не смотреть в ночное небо, даже закрывал жалюзи перед сном, боялся, как бы
