оставшихся журналистов.
— Он созвал собрание и стал всем плести, что вам нужна передышка. Даже слезу умудрился пустить. Мне не удалось их отговорить. Но долго дурачить себя люди не позволят.
— Ничего страшного. Честно говоря, мне это уже порядком надоело.
Ласточки, вертикально бросаясь вниз, чиркали крыльями по поверхности воды. Гарольд следил за ними взглядом.
— Что вы теперь будете делать, Гарольд? Вернетесь домой?
Он с видимым усилием покачал головой.
— Сначала отправлюсь в Гексэм, а оттуда снова пойду в Берик. Теперь недолго осталось. А вы?
— Я возвращаюсь домой. Мой бывший разыскал меня. Предлагает еще разок начать все заново.
В утренних лучах глаза Гарольда увлажнились.
— Вот и хорошо, — сказал он, взял Кейт за руку и пожал ее.
Ей на миг подумалось, что он вспомнил жену. Сидя рядом, они не разняли руки, а наоборот, потянулись друг к другу. Кейт сама не могла понять, кто кого обнимает: она Гарольда или наоборот. Под его футболкой были только кожа да кости. Они посидели так, в нелепом, слегка кособоком полуобъятии, пока Кейт не высвободилась и не вытерла лицо.
— Поберегите себя, — попросила она. — Я вижу, вы — хороший человек, потому и люди к вам тянутся. Но вы себя измотали. Вам нужно лучше заботиться о себе, Гарольд.
Он стоял и ждал, пока Кейт скроется из виду. Она несколько раз обернулась и помахала ему, а Гарольд, не двигаясь, провожал ее взглядом. Он слишком долго шел вместе с чужими людьми, выслушивал их и подчинялся их прихотям. Какое облегчение, что теперь можно слушаться только самого себя. И тем не менее по мере удаления Кейт он все больше ощущал боль от расставания с ней, словно часть его умирала вместе с ее уходом. Кейт выбралась на прогалину, и Гарольд уже собирался тронуться дальше, но она вдруг остановилась, как будто сбилась с пути или вспомнила о чем-то, потом повернулась и пошла обратно, поспешно, почти бегом. Гарольд радостно встрепенулся, потому что из всех попутчиков, включая даже Уилфа, по-настоящему он полюбил только Кейт. Но она опять остановилась и, кажется, покачала головой. Гарольд понимал, что уходить пока нельзя. Нужно было дать ей ощущение постоянства и смотреть ей вслед до тех пор, пока она не исчезнет за деревьями.
Он отчаянно замахал ей, обеими руками. Кейт снова пошла прочь и затерялась меж стволов.
Гарольд долго не сходил с места — на случай, если Кейт надумает вернуться, но тишина вокруг давно поглотила ее шаги.
Тогда Гарольд снял футболку с надписью «Паломник» и вынул из рюкзака свои рубашку и галстук. Они сильно измялись и обтрепались, но, надев их, он будто снова вернулся к себе прежнему. Гарольд задумался, не отнести ли футболку Куини в качестве сувенира, но потом решил, что неправильно было бы дарить ей предмет стольких пререканий. Позже, когда никто не видел, он сунул футболку в мусорный бак. Гарольд чувствовал непривычное изнурение. Ему понадобились целых три дня, чтобы дойти до Гексэма.
Он позвонил в дверь квартиры бизнесмена и полдня прождал возле нее, но хозяин, увы, так и не появился. Потом спустилась соседка с верхнего этажа и сообщила Гарольду, что бизнесмен уехал в отпуск на Ибицу. «Он все время в отпуске», — пояснила она и осведомилась, не хочет ли гость выпить чаю и заодно напоить свою собачку, но он отказался и от того, и от другого.
Через неделю после раскола появились сообщения о том, что отряд добрался до Берика-на-Твиде. Газеты опубликовали фотоснимки Рича Лайона, прогуливающегося по набережной рука об руку с обоими сыновьями, а также человека в костюме гориллы, ткнувшегося носом в щеку мисс Южный Девон. Паломников встретили музыкой духового оркестра, выступлением местной танцевальной группы и банкетом с участием городских чиновников и предпринимателей. Сразу несколько воскресных изданий похвастались исключительным правом на публикацию дневников Рича. Поговаривали даже о съемках фильма.
Телевидение тоже не обошло стороной завершение похода. Благодаря «Прожектору» на Би-би-си, Морин и Рекс посмотрели репортаж о том, как Рич и еще несколько паломников доставили к хоспису цветы и огромную корзину с кексами, которую Куини, к сожалению, принять не смогла. Репортерша посетовала, что никто из медперсонала не вышел и не прокомментировал знаменательное событие. Она стояла с микрофоном у поребрика, а за ней угадывался чисто прибранный садик с голубыми гортензиями, где садовник в комбинезоне сгребал скошенную траву.
— Но все они даже не знали Куини, — возмутилась Морин. — Тьфу, да и только! И почему они не могли подождать Гарольда?
Рекс отхлебнул из кружки «овалтин»[32].
— Наверное, им не терпелось поскорее дойти…
— Но ведь это им не гонки! Важен сам поход! А их предводитель шел вообще не ради Куини — он хотел доказать, что он — герой, и помириться с сыновьями.
— Думаю, в конечном счете он тоже совершил паломничество, — заметил Рекс. — Просто немного иного рода.
Он аккуратно поставил кружку на подставку, чтобы не запачкать стол.
Репортерша вскользь упомянула о Гарольде Фрае, и на экране мелькнул кадр — человек, уклоняющийся от фотокамеры. Он был похож на привидение: грязный, изнуренный, испуганный. В эксклюзивном интервью на пристани Рич Лайон пояснил, что престарелый девонский паломник переутомился и его измучили запутанные эмоциональные проблемы; на участке южнее Ньюкасла он был вынужден отказаться от похода.
— Но ведь Куини-то жива! Вот что главное. К счастью, сюда вмешались мы с ребятами.
Морин фыркнула:
— Боже ты мой, он и по-английски говорить как следует не умеет!
Рич сцепил руки над головой в победном жесте:
— Не сомневаюсь, Гарольд оценит вашу поддержку!
Плотная толпа зевак разразилась одобрительными возгласами.
Репортаж окончился показом причальной стены, сложенной из розоватого камня. Два муниципальных рабочих снимали с нее афиши, составлявшие какой-то лозунг: один продвигался от начала, а другой — от конца. Они срывали букву за буквой и бросали их в фургончик, так что на экране можно было прочитать только: «… вид приветствует Гар…» Морин с досадой выключила телевизор и стала расхаживать по комнате.
— Его просто затерли, — негодовала она. — Они боятся доверять ему, как прежде, и поэтому решили выставить дураком. Какой позор! А ведь начнем с того, что Гарольд и не требовал их внимания!
Рекс в раздумье пучил губы.
— Зато теперь люди оставят его в покое. И Гарольд останется наедине со своим походом.
Морин запрокинула лицо. Возразить было нечего.
25. Гарольд и пес
В одиночестве Гарольду шагалось легче. Они с псом нашли свой ритм, и не надо было больше ни с кем спорить и ничего доказывать. На отрезке от Ньюкасла до Гексэма они останавливались, лишь когда уставали, а набравшись сил, опять трогались в путь. Они снова шли на рассвете, а иногда и ночью, и в Гарольде воскресала надежда. Счастливее всего он чувствовал себя, когда наблюдал, как зажигаются в окнах огни и люди в них живут своей жизнью — наблюдал, никому не видимый, но восприимчивый к странностям других. Он вновь свободно предавался теснившимся в его голове мыслям и воспоминаниям. Собеседниками его были Морин, Куини и Дэвид. Гарольд вновь ощущал в себе целостность.
Он представлял тело Морин, прижимавшееся к его телу в первые годы брака, и прелестную темноту между ее ног. Он вспоминал взгляд Дэвида из окна комнаты, такой пристальный, словно сын обвинял целый мир в краже чего-то насущного. Он воображал, как Куини сидит рядом в машине, посасывает мятные
