молний небе летали птицы и кусты. С треском переломилось дерево на краю ближайшей рощи. Дождь не полил — рухнул. Навалился, как невиданный зверь, прижал к земле и пошел колотить тысячами лап. В кипящих лужах скакали градины калибром с мушкетную пулю. Бешеной кошкой зашипела Ева — наверное, получила ледяным гостинцем по голове.
Сдвинулись, прикрылись чем можно, стали ждать на корточках. Падал огонь на землю, оглушительно била небесная артиллерия: хоть кричи в ухо — не услышишь. И не поймешь, чего хотелось больше: то ли спрятать голову в колени и заскулить по-детски, то ли тихо звереть от такой подлости со стороны природы. На Земле был дождь — тут просто потоп. С ума они, что ли, посходили там, наверху?
Промокли — нитки сухой не осталось, и еще долго стучали зубами, когда все кончилось. Но вот в разрывах туч показалось солнце и пошло жарить. В уходящей на восток черноте висела яркая, как нарисованная, радуга. Никто на нее не смотрел. Стремительно впитывались в землю лужи, лишь в оврагах шумели мутные потоки. Опять стало очень душно.
До строений топали часа полтора. Оказалось — опытная сельскохозяйственная станция с действующей от ветряка водокачкой, бетонированными арыками и небольшими клиньями распаханной земли, где высохший, как старый богомол, агроном с женой и несколькими работниками тщился вырастить хоть что-нибудь на суглинке да солончаках. Под навесом рядом с кучей угля скучал паровой трактор.
Гостей встретили с уместной настороженностью. Ближайшая железная дорога? Полдня пешего пути, зато по наезженной дороге. Транспорт? Нет транспорта. Ева показывала золотые монеты, видимо, имеющие хождение в Клондале, — агроном только качал длинной головой, как метроном: нет и нет. Трактор? Неисправен, к сожалению, а был бы исправен, все равно бы ничего не вышло: имущество-то казенное…
— А вот мы посмотрим, как ничего не выйдет, — свирепо пообещала Ева. — Не хотел за деньги помочь — сам себя наказал. Даром возьмем. Алена, разводи пары. Сергей, держи этого на мушке.
— Котел прогорел, протекает, — деревянным голосом сообщил сушеный богомол.
Пять минут спустя Алена подтвердила диагноз: протекает. Ева рычала. Пожелав агроному, чтобы у него в организме что-нибудь протекло, побрели дальше. Идти предстояло до ночи. Три странника, каждый на своих двоих… И глупо, и медленно, и очень заметно для тех, кто по роду службы живо интересуется такими вот путниками.
Сквозь длинное, во всю длину цеха, окно под самым потолком сочилось солнце. За фанерной загородкой жужжало и лязгало, а здесь, в отгороженной части, на цементном полу были разложены детали трансмиссии. Двое рабочих только что разобрали коробку передач — так и есть, опять полетели шестерни, вон сколько обломанных зубьев.
Макс пока присматривался. Техник и инженер вели рядом с ним беседу по-сургански. Понимая через два слова на третье, Макс в общем постигал смысл: до тридцати процентов изделий не выдерживают заводских испытаний. То одно ломается, то другое, и двигатель ненадежен, и гусеницы, бывает, рвутся на ровном месте, а чаще всего выходит из строя коробка передач. Странно… Не должна бы. Спросил про усилие на входном валу, про характеристики стали, перевел местную цифирь в привычную, посчитал на бумажке, задумался. Да, странно. Толковая в общем конструкция, «сыровата», правда, можно кое-что улучшить, но должна работать и так… Работать, а не ломаться.
Бракованные шестерни?
Макс давно уже понял, какие «сельскохозяйственные машины» выпускает завод. Каждые полчаса, стуча по бетону крупными траками, воняя и лязгая, из ворот сборочного цеха во двор выезжала очередная «сельскохозяйственная машина» с пушкой в наклонном лобовом листе и пулеметом во вращающейся башенке на крыше. Иная беспомощно останавливалась тут же и на буксире возвращалась в цех, но большинство своим ходом доползало до испытательной площадки. Там постоянно дежурили два громоздких гусеничных буксира под парами — и не зря. Наконец, часть машин возвращалась на завод после неудачной обкатки на полигоне.
Дело обычное: не так-то просто создать работоспособный образец принципиально новой конструкции,
