но еще сложнее наладить ее поточное производство. Хорошо (для изделия), когда трудовое законодательство либо вовсе отсутствует, либо позволяет не цацкаться с ротозеями и разгильдяями, когда работники честны и старательны, но и в этом желанном случае хлопот полон рот.
Обломанные зубья шестерен Макс вертел в руках, разглядывал скол под всякими углами, таскал под микроскоп — и ничего не понял. В общем-то и не надеялся: обычная оптика не ловит дефектов в металле, тут нужен электронный микроскоп… Но здесь его нет, и в Гомеостате не было, так откуда же прыгнул в голову «электронный микроскоп»? Снова осколок памяти из прежней жизни, из прежнего мира?
Да наверняка.
Зажав обломок пассатижами, Макс совал его под вертящееся точило, смотрел, как летят искры. Второй обломок, третий, десятый… Вроде уловил что-то, но неуверенно. Смолчал покуда. Лез в коробку, размышлял, откуда начали сыпаться зубья. Ну ясно: первой не выдержала эта вот шестерня, а там обломок стал крутиться в зубьях, и пошло… Сунул нос в другую, в третью коробку — то же самое. На шестернях — ни фабричной маркировки, ни знака какого. Мешая сурганские слова с оннельскими, спросил: один ли поставщик или разные?
Добился, чтобы поняли. Инженер задумался, просветлел лицом, убежал куда-то. Разобрали еще одну коробку передач — там та же история. Да что ж они тут — до сих пор не догадались клейма на шестерни ставить?! Воображают, что раз в Сургане порядок, то отовсюду на сборку поступает стандарт? Вот вам — стандарт! Двух одинаковых гаек и то не бывает… На каком-нибудь заводишке гонят брак и сами, может, не знают о том. А здесь — слепо верят тому, что должно быть по документации, а не тому, что есть на самом деле!
Ну и люди! Они бы еще полгода возились, прежде чем поняли…
Первый день на новом месте складывался удачно. Щербатые шестерни заменили на новые, коробку собрали вновь, а Макс тем временем обдумывал схему испытательного стенда для разных элементов трансмиссии, чтобы она сыпалась на стенде, а не в уже готовом изделии. Затем все, по очереди макнув черные руки в бачок с раствором каустика, домыли их мылом и отправились на обед. Кормили чечевичной похлебкой с копченой свининой — сытно и вкусно. Правда, на обед отводилось всего полчаса.
Чужой мир, чужая страна, чужие порядки, ничего не попишешь. Да еще военный завод… Между внешним, кирпичным забором и внутренним ограждением, сработанным из колючей проволоки, бродил по периметру потный солдат в каске, с винтовкой на плече. Как в тюрьме, ей-ей!
Макс дал себе слово научиться не замечать этого. Он тут не на час и не на день, а надолго. Плохо, когда толком не знаешь, чего ищешь и где его искать. Что тогда надо делать? А вот что: осесть, устроиться, оглядеться. И уже тогда пытаться понять, а поняв — решить.
И решение наверняка будет таким, что сейчас и во сне не приснится!
— Стой! Медленно повернись. Кто таков?
Кирилл Денисович показал запястье. Дабы успокоить пограничника, сложил пальцы особым способом — понимай, мол: не легальный «челнок» и уж подавно не контрабандист, которому еще не заштриховали кружок, а коллега из Особого отдела. И автомат-то опусти.
— Я слушаю, — сказал пограничник, пребывая в настороженности.
— Шла Саша по шоссе, — медленно, чтобы не вышло запинки, проговорил Кирилл Денисович, страдая от желания почесаться.
— И сосала сушку, — согласился пограничник, забрасывая автомат за плечо. — Могу ли быть чем- нибудь полезен?
— Мне надо в Тангол. Срочно.
Пограничник отнюдь не обрадовался — видно, имел здесь какие-то дела.
— Гм… насколько срочно?
— Вчера.
— Так, может, сегодня уже поздно?
— Нет, к сожалению.
